Пока ошалевший со сна Кохан моргает и вытирает рукой рот, я протягиваю руку ему за плечо — подобие интимной сцены. Урса напрягся, но мне был нужен всего лишь включатель лампочки у его головы.
— Не пугайтесь. Я разбудила вас пораньше, чтобы поболтать на прощание.
— На прощание? — Урса сел и заметил, что я в куртке. — Куда вы собрались?
Больше всего в этот момент ему хочется незаметно потрогать карман своего плаща. Я с удовольствием ему это позволяю, повернувшись спиной.
— Мне выходить около семи, забыли?
— Да я, собственно, и не знал. — Голос Урсы спокойный. Я поворачиваюсь. — На чем мы с вами ночью остановились?
— На тридцать седьмом имени. Вы спрашивали, какое оно могло быть.
— И какое же?
— Понятия не имею.
— Этого не может быть. — В волнении Урса спустил ноги вниз и стал засовывать ступни в брюки. — Вы едете закопать заполненный блокнот и не знаете, какого имени не хватает? Вы же не могли представить, что встретите меня?!
— Не вас, так кого-нибудь другого, — как можно равнодушней заметила я. — Видели проводника соседнего вагона? Его зовут Аким. Акима у меня еще не было.
— Как это — Аким?.. — захлебывается негодованием Урса. — Но ведь он должен быть!.. Он еще при этом должен быть…
— Да-да-да, он девственник. Я покупала шоколадку на вокзале и слышала разговор двух проводниц. Они спорили, кто в этот рейс наконец уложит Акима с собой. Одна говорила, что Аким в жизни не нарушит обет целомудрия, а другая уверяла, что есть такое средство, которое любого мужчину размягчит. Урса Венедиктович, я чаю хочу. Давайте вы сходите за чаем, заодно заглянете в соседний вагон и посмотрите на этого Акима, а?
— Что это за средство?
— Понятия не имею. У меня свои методы.
— Вот вам чай. — Урса, разозлившись, достал из сумки термос.
— Ура, — комментирую я уныло. — Вы и чаем запаслись…
— Без сахара! — предупреждает Урса. — Я вам конфеты захватил. Вы всегда надкусываете все, что не в силах съесть?
— Ничего вы не понимаете. Это ритуал такой. Вас угораздило купить мои любимые ностальгические конфеты — я выгрызла у всех орешки. Вам не нравится?
— Нет, что вы, просто необычно. Знаете, есть такой анекдот про хохлов — “нэ зьим, так надкусаю”?..
— Налейте нам чаю, — перебиваю я Урсу. Открываю ром и подливаю в стаканы с чаем.
— Выпьем на прощание, вы не против?
— Как изволите!..
— Попробуйте. Язык щиплет? Нет? Еще добавьте рома. И мне. Спасибо.
— Что вы, интересно, размешиваете? — насмешливо спрашивает Урса. — Чай без сахара.
— Ах, да, это рефлекторно, — откладываю пластмассовую вилку, которой я успела создать в стакане воронку. Интересно ему, что я размешиваю… На секунду Урса показался мне рыхлым и беззащитным исхудавшим бегемотом. Пожалуй, пора его полечить. — Хотите экспресс-анализ ваших ассоциаций? — предлагаю от всего сердца.
— Зачем?
— Послушайте, Урса, вы заперли меня в вагоне, заставили писать в пакеты для сбора вещественных доказательств, кормите всухомятку, половой активности не проявляете, так?
— Ну, допустим…
— И зачем, спрашивается? Исключительно для сеанса психоанализа. Вы хотите вылечиться, растолстеть, обрасти волосами и забыть навек, как выглядит низ вашего живота? Тогда слушайте внимательно и постарайтесь фиксировать реакции. Итак. Поезд для вас в данный момент — возможность проявления насильной инициативы. И как владелец этой самой насильной инициативы вы предлагаете такой ассоциативный ряд: перрон — прогулка — опоздание — вынужденное пребывание со мной в замкнутом пространстве убогого городишка, а дальше — следите внимательно! — народный заседатель — пьяницы-уроды — похищение тигра — радостные дети. И все это в веночке из Фрейда, Платона и Захер-Мазоха.
Чтобы он получше уяснил степень своих отклонений, я отвернулась к окну и грустно вздохнула.
— Что, тяжелый случай, да? — осторожно поинтересовался Урса, не выдержав молчания.
— Да нет, вполне сносно. В этом ассоциативном ряду особо интересны пьяницы-уроды и лишайный тигр. Вы определяете мое пребывание рядом с вами в определенной яме, свое — как полулегальное существование человека, решающего споры, то есть контролирующего жизнь, но при этом мы с вами вдвоем получаем удовольствие от похищения больного опасного животного. Знаете, что я думаю? Я думаю, что вы сели со мной в поезд, чтобы выпытать нечто для вас особенно важное. Либо унизить меня…
— Евфросиния Павловна!..
— Ладно, я неправильно выразилась. Скажем так: проявить некоторую степень обладания с доминирующим фактором унижения.
— Ох, Евфросиния Павловна, пусть уж лучше будет одно слово. Очень вы мудрено все закрутили…
— Так вам попроще? Вы взяли меня в плен и наблюдаете за моими естественными отправлениями — налицо незначительная степень обладания с доминирующим фактором унижения. Вы опасаетесь, что я знаю о вас нечто непозволительное — пьяницы-уроды, помните? Можно утверждать почти наверняка, что я вам симпатична, но симпатия эта с оглядкой, совместное похищение — это признак чего-то страшного — тигр — и нездорового — попытка иметь меня в союзниках. Для чего, Урса Венедиктович?
— Я не понял, я что, после этого вашего разъяснения перестану худеть и лысеть?
— Конечно, перестанете, как только проанализируете, зачем вы сели со мной в поезд, а потом простыми и понятными выражениями — чем проще, тем лучше — расскажете это.
— Ну, скажем, так… — Урса задумался. — Вы подорвали у меня веру в себя.
— Не перегружайте меня штампами. Какую еще веру?
— Ладно, я еще подумаю, а вы не перебивайте, хорошо? Меня к вам потянуло вдруг, сразу, ни с того ни с сего. Я очень удивился и разнервничался. Знаете такое выражение — потерять лицо? Я его потерял тогда с вами в кабинете. Вот, собственно…
— Глубже копайте, Урса Венедиктович, глубже!
— Ладно. Я почувствовал, что вы знаете по этому делу больше меня. Устраивает?
— По какому делу?
— По делу Иеронима Глистина. Я и теперь думаю, что вы сидите тут и смеетесь надо мной.
— А что, у Иеронима Глистина в вашем ведомстве имелось свое дело?
— Свое не свое, но некоторое дело имелось. Теперь ваша очередь. Какой тут у вас интерес?
Я задумалась. Определить в несколько слов мой “интерес” в этом деле невозможно.
— Ну же, дипломированный психолог, — торопит Урса, — не навредите больному! Я уже три месяца хожу как чумной и думаю, что вы меня использовали. Развейте эту мою манию или подтвердите!