Ключ был оставлен на условленном месте, дверь отворилась без труда. Они зажгли фонари-молнии и поставили их на изображавшую стол доску, положенную на кирпичи. Хэл устало опустился на груду кирпичей, Мэри нервозно расхаживала по комнате. Угроза таилась в каждом ее шаге, в осторожной, обдуманной постановке стопы. Чем-нибудь отвлечь ее, заговорить о приятных пустяках? Но мысли и слова не шли на ум в жаре и запахе цемента. Ровно в половине двенадцатого вторая машина притормозила у двери. Мэри подошла к заколоченному окну, что-то сумела высмотреть через щелку.

— Лазард, — объявила она.

Привычно добавила на губы слой помады, глядя в маленькое зеркальце, фонарь слегка покачивался в нише стены. Хэл тем временем обменялся с Лазардом паролем и отзывом и отпер дверь.

— Привет, Бич! — воскликнула Мэри.

— Хэл, Мэри! — Лазард пожал супругам руки, но Мэри еще и поцеловала его в щеку, мокрую от пота, — пришлось после вытереть губы.

— Жарковато, — пробормотал Хэл.

— Я-то надеялся, тут, наверху, попрохладнее.

Они постояли с минуту, прикидывая, как ловчее обделать дельце.

— Времени мало, — предупредил Лазард. Он помнил, что через час самолет уже приземлится в Дакаре.

— Отдай ему конверт, Хэл.

Хэл чуть не врезал ей с размаха — научится сучка держать рот на замке! Почуяв их недоверие, Лазард жестом доброй воли протянул мешочек с алмазами.

— Сначала надо их быстренько проверить, — сказал Хэл.

— Конечно. — Лазард уже взял себя в руки.

— Твой домишко, а, Бич? — поинтересовалась Мэри.

Лазард кивнул.

— Так покажи мне, что тут как, а Хэл пока пусть проверит камушки, — напросилась она, зазывно размахивая фонарем и будто случайно проводя лучом вверх и вниз по бедру Лазарда. Выбить бы ей зубы, жарко мечтал Хэл, а Лазард только плечами пожал. Отойдя к столу, Хэл расстелил бархотку и высыпал алмазы. Мэри, подхватив Лазарда под руку, отправилась «осматривать дом». Хэл поглядел им вслед: луч фонаря ударял то в одну, то в другую стену, голоса эхом отдавались в дальних комнатах. Упрямо нагнул голову и занялся делом. Текли минуты.

— Мы поднимемся наверх, Хэл! — дразняще пропела Мэри откуда-то из глубины виллы.

Он возился с камнями, пересчитывал, проводил те элементарные пробы, которым его обучили, — по крайней мере, не всучат стекляшки. Необычный шум привлек его внимание. Пыхтение, вскрики, перекрывавшие громкий стрекот цикад в раскаленной, замершей ночи. Неужели? Он не верил своим ушам. Выпрямился, прислушиваясь. Голос Мэри, громкий, безошибочно узнаваемый. О да!

Рассчитывает спровоцировать меня… коза драная.

Он снова сел, покачал головой, отрешаясь от ерунды. Еще чуть-чуть, и кончено. Голос Мэри прорезает ночь, уже не вскрик, вопль, переигрывающий, преувеличивающий наслаждение. Не так уж ей это дело нравится, по опыту мог сказать Хэл.

Молчание. Жесткое, словно эти скалы, грозовое молчание. И — удар, тела рушатся вместе, куда-то, на что-то, опрокидывая, переворачивая… Хэл достал из кармана револьвер, двинулся через комнаты первого этажа к подножию лестницы. Ни звука меж этих стен… лишь комары звенят, или это в ушах звенит?

Хэл начал подниматься по лестнице боком, спиной прижимаясь к стене, перил не было. На площадку сквозь дальние заколоченные окна просачивался свет. Луна уже высоко. Другой, не лунный луч ударил из комнаты без двери, совсем низко шел этот луч, на уровне пола. Хэл двинулся за лучом. Переступил порог пустого проема. Фонарь лежал на деревянных половицах. Далеко вперед Хэл выносил руку с револьвером. Вот и Мэри — на полу, справа, лежит лицом вниз, вокруг шеи затянута веревка, так туго, что глаза вышли из орбит. Юбка задралась, торчит голая задница, черные подвязки чулок. И черная полоса из расщелины — по бедру — до черной подвязки. Кровь.

Кадык разбух, мешая сглотнуть. Из глубины желудка поднялась кислая отрыжка. К такому его не готовили, никто и словом не обмолвился о внештатных ситуациях. Сзади в его шею уперлось дуло револьвера.

— Господи Иисусе! — взмолился Хэл и окончательно забыл, чему его там учили.

— Опустись на колени, прямо тут, рядом с ней, — распорядился Лазард. — Я пока что отберу у тебя пушку.

Ноги дрожали и не слушались, Хэл рухнул на пол как подстреленный. Лазард без усилий вынул револьвер из его потной ладони и придержал Хэла за ворот, чтобы тот не рухнул ничком.

— Теперь ползи к ней, к ее ногам.

Пот ручьем заливал глаза Хэла, пот и слезы. Он уже понял: вот и все. Сколько раз выворачивался, спасался, дожил до самой последней минуточки, а теперь — все. Не будет новой жизни, и старой пришел конец. Растраченные годы. Иисусе пресвятый! Стариковски мотая головой, он подползал все ближе к мертвым пяткам Мэри.

— Снимай штаны!

Он расстегнул ширинку.

— Все спусти, и трусы тоже.

Он спустил трусы до колен и тут только разглядел, что сделал Лазард с Мэри, что сделал он с ней, пока руками затягивал концы удавки. Хэл увидел это, и его чуть не стошнило. Но в этот момент Лазард прижал револьвер к его виску и нажал на спуск, грохот раскатился по комнате. Затем убийца отступил на шаг и предоставил мертвому телу рухнуть на пол. Хэл уткнулся лицом в лопатки Мэри, его обнаженный пах пришелся как раз на ее голые ягодицы.

Оставалось только вложить в обмякшую руку револьвер и достать из кармана убитого ключ от входной двери.

Алмазы, дожидавшиеся внизу на столе, вернулись в мешочек, прихватил Лазард с собой и принадлежавшие Хэлу бархотку и лупу. Выйдя на улицу, он выбил доски, заслонявшие одно из окон, затем аккуратно запер дверь, сел в свою машину и растворился в сосновом бору серры.

Глава 21

Вторник, 18 июля 1944 года, Сады Монсеррате, Серра-де-Синтра

Незадолго до полуночи Сазерленд, Роуз и Фосс сидели на обычных местах в Мавританском павильоне, курили (то бишь курили Роуз и Фосс), пили из стальных стаканчиков, предоставленных Роузом.

— Два дня подряд, — ворчал Роуз. — Надеюсь, дело того стоило. Не так-то просто обеспечить здесь безопасность.

У Роуза всегда на первом плане — трудности.

Фосс тщательно взвешивал каждое слово. Эти растворяющиеся в воздухе слова могли вернуть Германии будущее — не смерть под бомбежками и не тусклое существование под русским кнутом.

— Вы передали коммюнике Волтерсу? — осторожно приступил он.

— А вы что, еще не разговаривали с ним? — удивился Сазерленд.

— После нынешнего фиаско у стен посольства — нет.

— Ладно, — перебил его Роуз. — Из-за чего сыр-бор?

— Это уже серьезный промах, — обернулся к нему Фосс. — Не обычные глупости, которые разведчики совершают каждый день, а верх некомпетентности. Для вас я — пешка, можно отдать задаром? Или Волтерса за идиота считаете? Он уже сказал мне: где-то у нас протечка.