Тогда он перешел к окну и ждал ее появления. Анна поднялась по невысокому склону к Базилике, наверху остановилась и взмахнула прямой рукой, словно отдавала салют, и он ответил ей тем же.
Анна прямиком отправилась на работу и провела час наедине с Кардью, который потребовал рассказать ему подробно все: не только о происшествии в доме Уилшира, но и все, что она знала о Карле Фоссе. Вчера, как только Уоллис упустил Анну из вида, Роуз и Сазерленд тут же подключили к делу Кардью, и теперь он спешил выяснить все о ее передвижениях накануне, чтобы отчитаться перед начальством. Кардью получил нахлобучку и был сердит.
В девять часов тридцать минут Анна уже сидела на конспиративной квартире в Мадрагоа. К Роузу и Сазерленду присоединились двое американцев из консульства, из Управления стратегических служб.
Мужчины разместились в небольшой комнате, Сазерленд и Роуз сели на стулья, американцы прислонились к стене. Откуда взялись американцы и что они тут делают, девушке никто не объяснял.
Они потребовали заново рассказать им историю, уже рассказанную Кардью, начиная с той минуты, как накануне она вышла из конторы «Шелл». Таким образом, говорить пришлось о том, о чем даже упоминать не хотелось, — о Карле Фоссе, их свидании. Сазерленд, прочитавший отчет Кардью, все еще злился, Роуз похотливо интересовался деталями, американцы в недоумении молчали.
— Как долго вы пробыли вместе? — допрашивал Сазерленд.
— Пять часов. Примерно пять.
— Где?
— Большую часть времени в его квартире, но потом мы вышли погулять по Байру-Алту. И он отвез меня в Эштурил.
— Сколько времени вы пробыли в квартире?
— Два-три часа.
Молчание. Скучают недоумевающие американцы. Не за этим же их сюда вызвали?
— У вас с ним были… отношения? — влез Роуз.
— Да, сэр! — отрапортовала она, и один американец обернулся на ее дерзкий голос, приподнял брови и с усмешкой принялся зачем-то поправлять галстук. — Мы — любовники, сэр! — добавила она.
— И это все? — настаивал Сазерленд.
— Чего же еще, сэр? — удивилась Анна.
Тогда они вслед за ней переместились в Эштурил. Теперь им понадобилось подробно выслушать ее рассказ о событиях в доме Уилшира — четыре раза подряд, пять, пока американцы, удовлетворившись, не поднялись на ноги — дружно, как по сигналу.
— Вы позволите? — ни к кому в отдельности не обращаясь, осведомился главный. Он открыл кейс, вытащил конверт, просмотрел его содержимое, постучал в задумчивости ногтем по бумаге. — Да, обидно, — проворчал он, и с этими словами американцы покинули явку.
Роуз пересел в кресло, быстро пробежался пальцами по подлокотникам — что-то сложное, похоже на Моцарта. Сазерленд, похоже, от этого еще больше обозлился.
— Обидно? — переспросила Анна.
— Управление проводило свою операцию, не предупредив нас, — устало откликнулся Сазерленд. — Когда выяснилось, что Лазарда не было на борту самолета, вылетевшего в Дакар, я связался с американцами. К тому времени им разрешили поделиться с нами информацией насчет Хэла и Мэри Каплз. Они спросили, какую роль играете в этом раскладе вы, и я сказал, что вы — наблюдатель. И они посоветовали вам «соблюдать этот статус».
— А в чем была роль Каплзов? — уточнила Анна.
— Хэл Каплз работал на «Озалид». Торговал аппаратурой, а заодно продавал ноу-хау. Управление вышло на него, заставило работать на разведку, вычистило хлев в американском филиале «И. Г.». Лиссабон — последнее задание Каплза. К нему приставили профессионального агента и отправили его сюда с готовым набором «планов». Кажется, я говорил вам, что американцы вытянули у Бора информацию об атомной программе немцев. У Бора нашелся чертеж, который годом раньше передал ему Гейзенберг. Сам он думал, что это бомба, но американские ученые разглядели на чертеже кое-что другое — не бомбу, но атомный реактор… который может производить расщепляемое вещество в достаточном количестве для изготовления бомб.
— Сердцевинка атомного яблока — так называл это Уилшир.
— Да он поэт, наш Уилшир! — фыркнул Роуз.
— Американцев тревожили успехи немецких физиков, достигнутые за последние пять лет. Получив такое предостережение от Бора, они попытались выяснить позицию Гейзенберга: кому он служит, фюреру или физике, — и пришли к выводу, что, хотя Гейзенберг отнюдь не принадлежит к числу фанатиков, сам процесс исследования настолько интересен для него, что он вполне способен, увлекшись, смастерить бомбу. А учитывая, как далеко летают нынче немецкие Фау, вырисовывалась довольно мрачная перспектива.
— Значит, супруги Каплз работали на Управление стратегических служб. И чем же они торговали?
— Планами и чертежами, весьма хитроумно составленными, для строительства большого атомного реактора. Продав эти чертежи немцам и проследив за их действиями, американцы смогли бы понять, как далеко немцы продвинулись к оснащению своих ракет «нетрадиционным оружием».
— Выходит, Карлу следовало взять кейс? Если б он передал конверт Волтерсу, американский план сработал бы и все были бы довольны?
Сазерленд и Роуз отмолчались. Глаза Анны переполнились слезами, она почувствовала, как слезы катятся по щекам, попадают в уголки рта, падают на все еще не вполне просохшее платье — бесшумно, точно капли легкого дождика, стекающие с застрех.
Фосс угадал: к тому времени, как он добрался до посольства, солнце разогнало облака и температура подбиралась к тридцати. Позвонив в аэропорт Дакара, Фосс запросил сведения о рейсе в Рио. Самолет еще не поднялся в воздух. Он поспешил к Волтерсу с этой тревожной информацией, но, к его удивлению, генерал встретил его лучезарной улыбкой.
— Кажется, сегодня будет не так жарко, Фосс, — приветствовал он подчиненного.
— Не берусь предсказывать, майн герр, — откликнулся Карл. — Должен предупредить вас, что рейс Дакар — Рио отложен.
— Благодарю вас, Фосс, я слежу за этим. Смею надеяться, эту информацию вы получили не от своих людей?
— Нет, генерал, я отозвал всех из аэропорта.
— То-то же.
Выйдя от генерала, Фосс поспешил в свой кабинет не чуя под собой ног. Плюхнулся на стул и на миг отдался своему счастью.
— Влюблены? — послышался из угла голос Кемпфа.
Фосс резко обернулся. Он и не заметил своего заместителя, прислонившегося к стене у окна.
— Просто выспался хорошенько, Кемпф, и вся любовь. Первая прохладная ночь за столько времени. А у вас как дела?
— С чем? Со сном?
— С любовью.
— Любовь пока не по моей части. Насвистывать с утра не приходится.
— Что так, Кемпф?
— Да вот — как пустишь с утра струю, так и взвоешь. Сифилис, прямо скажу, пренеприятнейшая штука.