Она расхохоталась, представив себе, как Луиш несется с щитом и копьем наперевес сметать преграды.
— Пока я не могу ответить, — повторила она.
— И все же я счастлив.
— Почему ты счастлив, Луиш? Я еще ничего не ответила тебе.
— Я счастлив, — повторил майор.
Он-то знал почему, хотя ей говорить не стал: он, по крайней мере, не получил сразу же другой, короткий и сокрушительный ответ.
В два часа ночи Анна, измученная, улеглась в постель. Поклонник не отпускал ее: его дерзкий порыв, смирившись, искал другие выходы, неуемная энергия распирала майора. Луиш повез Анну в Лиссабон, отплясывать в танцбаре «Кристалл». Никогда еще ей не доводилось видеть Луиша таким оживленным; выяснилось, что он вполне способен на разговор, но при условии, что одновременно занимается еще каким-то делом. Стоило им вернуться за столик, чтобы передохнуть, и Луиш впадал в глубокое раздумье, вероятно, пытался понять, что же это за неведомые ему препятствия могут помешать их свадьбе, однако, не вынеся долгого молчания, он снова тащил Анну танцевать.
Тут-то он и начинал говорить, взахлеб рассказывая Анне все, что ей следовало знать: о своей семье, о поместье под Эштремушем, в провинции Алентежу, за сто пятьдесят миль от Лиссабона, о работе, о казарме, в которой он жил, — к счастью, казарма тоже была в Эштремуше, — и весь разговор сводился к тому, как будет обустроена их совместная жизнь, как Анна приладится к его миру.
Она спала и видела сны и проснулась в панике: такой темп событий ей не выдержать. Словно всадник, упавший с лошади, — нога застряла в стремени, и скакун увлекает его за собой, тело бьется о камни, — Анна могла молить лишь о передышке, о том, чтобы самой направлять эту безумную скачку, но ей не под силу было даже обдумать те самые препятствия. Различные нити ее жизни не просто переплелись, они сбились в неразрешимый клубок.
Но вот в чем вопрос: почему бы и не выйти замуж за Луиша? Разумеется, она его не любит, но это как раз не «препятствие», скорее причина выйти замуж. Любила она Фосса, но Фосс все равно что мертв, беспощадная прямота Ричарда Роуза лишила ее всяких иллюзий. Луиш помог бы Анне избавиться от гложущей ее вины. Затаившийся в ее утробе ребенок Фосса тоже был препятствием, но стоило хорошенько призадуматься, и это препятствие превратилось в лишний довод за. Собственное хитроумие напугало Анну, однако не до паники, так, легкая, поверхностная дрожь. Чувство вины залегало гораздо глубже, оно составляло суть всего, что Анна переживала и делала в эти дни. Вот что творит с человеком религия, вздыхала она про себя. Монахини набили своей воспитаннице голову всяким вздором про вину и грех, и теперь чужая мораль держит ее в тисках, сбивает с толку. Она мерила шагами комнату, чтобы почувствовать твердую почву под ногами, успокоиться и принять то, что стало вдруг понятным и необходимым: ей придется выйти замуж за Луиша именно потому, что она ждет ребенка от Карла.
Анна присела на кровать, уставилась на свои ладони. Когда-то она была молода, зеленой была и гибкой, но приходится смириться с той жесткостью, что приходит с возрастом, а значит, и с вероятностью не выдержать, сломаться. Лежа в одиночестве на узкой постели в разгар августовской жары, Анна прислушивалась к тому, как внутри ее тела делятся клетки нового организма, как обступают ее со всех сторон грозные тени церкви, общества, матери. Она сделала выбор вопреки все еще жившей внутри нее католичке, та знала, что за это придется заплатить, дорого и страшно заплатить когда-нибудь потом. Сейчас она выйдет замуж за Луиша да Кунья Алмейду, и ее тайна останется неприкосновенной, как и та, первая, срастутся как сиамские близнецы две индивидуальности, неразрывно связанные друг с другом.
Утренний свет, новая ясность. Удушливую жару последних дней и ночей прорезал свежий, солоноватый атлантический бриз. Солнце все еще ярко сияло на безоблачном небе, но собственное тело уже не казалось обглоданным скелетом, Серра-де-Синтра не расплывалась в мираж, пальмы на площади весело хлопали длинными листьями. Высвобождаясь из-под плотного покрова ночи, Анна стала видеть все по-другому. Забрезжила надежда. Нужно поговорить с Дороти Кардью. Женщины, вдвоем, без мужчин, могут выложить все проблемы на стол и рассмотреть их, как они есть. После завтрака служанка повела девочек на пляж, и Анна сумела застать Дороти одну за шитьем в гостиной. Миссис Кардью вышивала по канве, как раз дошла до буквы «М» в слове «ДОМ». Мередит с книжкой сидел в саду, попыхивал трубкой, выпуская ровные, ублаготворенные колечки дыма. Анна покружила по комнате, выбирая, где сесть, прикидывая, как подступиться к делу. Движения сверкающей иголки отвлекали ее, как-то не в лад с ее мыслями двигалась эта игла, но и Дороти, следя глазами за Анной, отвлеклась, сделала ошибку в работе и, вздохнув, отложила шитье.
— Луиш сделал мне предложение, — сообщила Анна, и Дороти в изумлении откинулась к спинке дивана.
На лице Дороти проступило явственное облегчение. Недурная новость.
— Прекрасно, — заговорила она. — Я так рада. Луиш… он очень хороший человек.
Тем все и решилось. Денек выдался отличный: воздух прозрачный, ветерок шевелит верхушки пиний, птицы болтают напропалую. Такой день было бы прямо-таки невежливо чем-то омрачать.
— Да, — подтвердила Анна, и слово упало тяжело, как падает пьяница в баре.
— Я должна рассказать Мередиту.
Действие развивалось само по себе, не так, как заранее сложилось в голове Анны. Дороти скользнула к раздвижной двери в сад и окликнула мужа, подпрыгивая от нетерпения.
— Дорогой, у нас хорошие новости! — громко объявила она.
Мередит захлопнул книгу и устремился прямиком к женщинам, словно пикирующий бомбардировщик. Когда он добежал до стоявшей в дверях жены, он даже запыхался от нетерпения.
— Луиш сделал Анне предложение!
— Поздравляю! — загрохотал он. — Такой славный малый наш Луиш.
— Да, — повторила Анна. Еще один пьяница рухнул на пол.
Быстрый, проницательный взгляд Кардью. Он что-то подметил? Почуял какое-то движение в комнате помимо этих сказанных вслух слов?
— Ты уже кому-нибудь говорила?
— Пока нет.
— Надо бы посоветоваться с Ричардом… Могут быть проблемы.
— Да.
— Но это замечательно, замечательно! Лучшего парня, чем Луиш, и сыскать невозможно. А как ездит верхом! — добавил Кардью с таким видом, словно верховая езда — существенное подспорье в браке.
Анна раздвинула губы, и улыбка примерзла к ее губам. Вот оно, будущее, — слова отобрали у нее и перевели на общепринятый язык, на язык собеседника, ей не близкий. Слезы давили изнутри на глаза, непролитые слезы о Карле, который знал много языков, но лучше всего — те языки, на которых молчат.
Во вторник Анна сидела в Садах Эштрела, глядя на играющих детей, дожидалась назначенной встречи с Роузом. Дети носились, наступая на изменчивые тени, ветер, колебля ветви деревьев, причудливо изменял сочетание солнечных пятен на земле. Ритм жизни замедлился наконец-то. Все такой же неумолимый, но хотя бы лихорадочная гонка прекратилась. В дело вступили большие армии, они разворачивались неспешно. Вероятно, ее судьба опять оказалась как-то связана с событиями в Европе, с движением русских, американских и британских войск, попиравших руины рейха.