Фалькон передал ему письмо и, откинувшись в кресле, стал ждать, пока Пабло прочтет.
— Мне нужна копия текста и позвонить, — сказал Пабло. — Тебе не трудно подождать в приемной?
Фалькон вышел. Через десять минут Пабло позвал его в кабинет.
— Похоже, что саудиты имеют мощные связи на самом верху, — сказал Пабло. — Министры обороны и иже с ними — люди весьма влиятельные, особенно когда они закупают оружие. Мне посоветовали всячески тебе содействовать. Но неужели ты, инспектор убойного отдела полиции, действительно собираешься это сделать?
— Хотя это вряд ли меняет дело, но от службы меня отстранили на время расследования событий этой ночи.
— Не смею любопытствовать.
— Должен признаться, что хоть и не люблю таким образом вершить правосудие, но это предсмертная просьба моего друга, а кроме того, единственный способ спасти Дарио. Живой Баракат не подпустит нас к мальчику, — сказал Фалькон. — И мне известно, что до твоего перевода в Мадрид ты работал в Марокко, а значит, сможешь мне помочь.
— Я могу помочь тебе с оружием, прикомандировать к тебе людей и уладить все с марокканцами потом, — сказал Пабло. — Или же поручить все дело профессионалу.
— Как ты можешь заключить из письма, речь тут идет о сугубо личных отношениях, о тонкостях их я не имею понятия, но думаю, что если Якоб остановил свой выбор на мне, то у него были для этого достаточные основания.
— Ну а что скажешь по поводу мальчика?
— Первым долгом тебе следует связаться с комиссаром Эльвирой и сообщить ему, что ты уверен в том, что Дарио находится в Марокко, и потому просишь снять старшего инспектора Тирадо с этого дела и прекратить поиски здесь. Как только я покончу с Баракатом, твои люди должны засекретить информацию о его гибели до момента спасения Дарио. Я не совсем понимаю, как я проникну в дом в Фесе, если мне не поможет жена Якоба Юсра или, возможно, его сын Абдулла.
— А каким образом ты доберешься до Феса?
— На машине до Альхесираса, а там на пароме до Сеуты. Могу попасть в Фес еще засветло.
— Мы забронируем тебе номер в «Отель дю Коммерс». Отель в тихом месте, на отшибе, там ты не будешь привлекать к себе внимания, как привлекал бы в «Пале-Жамай» или «Дар-Батха». Находится он тоже в старом городе, но в районе Эль-Джедиды, а не Фес-Эль-Бали, где расположены и магазин Бараката, и дом семейства Диури, — сказал Пабло. — А как ты свяжешься с Юсрой?
— Позвоню ей. Она встретит меня в Фесе.
— Оставь машину в Мекнесе и встреться с ней там. При отеле «Баб-Мансур» есть гараж. Мы организуем там тебе номер. А оттуда поедешь на такси, — сказал Пабло. — Нехорошо тебе светиться на машине с испанским номером. У Бараката в Фесе должны быть информаторы.
— Со мной поедет Консуэло.
— Серьезно?
— Это даже не обсуждается. Здесь она не останется.
— А стоит ей вообще говорить?
— Я уже сказал.
— Позвонишь мне из Сеуты, — сказал Пабло. — Наведаешься в отель «Пуэрта-де-Афрйка» и спросишь Альфонсо. Скажешь ему, что ты большой поклонник Пабло Неруды, и он обеспечит тебе переезд через границу.
Фалькон спустился в лабораторию судебной медицины, взял там несколько палочек для взятия проб на ДНК и прошел в комнату, откуда можно было наблюдать проводимый Рамиресом первый допрос Никиты Соколова. Он ждал момента вклиниться, но при этом его интересовало, удастся ли Рамиресу припереть к стенке русского. Те все еще топтались на предварительных вопросах. Переводчица сидела поодаль от стола между двумя мужчинами. Соколов склонился над столом. Голова его была в бинтах. Мощный торс придавал ему сходство с героем комиксов. Склоненное лицо, как ни странно, казалось опечаленным, словно ему не совсем было чуждо раскаяние, которое и могло вот-вот проявиться. Иногда у него словно затекали руки, и тогда он заводил их за спину, выпрямляясь. В такие минуты лицо его утрачивало выражение скорби и становилось совершенно бесстрастным.
— Сейчас я суммирую для вас все вышесказанное, — проговорил Рамирес, заключая этим свою долгую вступительную речь. — Сегодня мы имеем все основания обвинить вас в пяти убийствах. Вывод этот бесспорен — имеются свидетели, к тому же в каждом из случаев мы располагаем отпечатками ваших пальцев, а в двух первых случаях на месте преступления остались и следы вашей крови. Я имею в виду убийства Мигеля Эстевеса и Хулии Вальдес в квартире Роке Барбы в Трес-Миль-Вивьендас в понедельник, 18 сентября. К ним следует приплюсовать убийство Леонида Ревника…
Рамирес сделал паузу, потому что в этом месте Соколов презрительно и смачно сплюнул на пол.
— Леонида Ревника, — продолжал Рамирес, — а также убийства Исабель Санчес и Виктора Беленького в отеле «Ла-Беренхена», имевшие место во вторник, 19 сентября. Обвинение во всех этих убийствах будет вам предъявлено сегодня же утром. Вы меня поняли?
Переводчица перевела. Соколов опустил подбородок и кивнул, словно признавая правомочность вывода, ставшего завершением не один день проводившейся усердной работы. Глаза его были устремлены на лоб Рамиреса, как будто он выбрал это место для нанесения первого же удара, едва он выйдет из этой комнаты. Рамирес сохранял полное самообладание и был удивительно спокоен, хотя обычно на допросах он склонялся к стилю напористому и довольно-таки агрессивному. Но тут он решил сменить тактику, посчитав, что этого русского никакой агрессией не проймешь.
— Поскольку пяти этих убийств вполне достаточно, чтобы упрятать вас за решетку пожизненно, вам ничто не мешает сообщить нам и о других совершенных вами убийствах, если вы хотите, чтобы мы их рассмотрели попутно.
Ответ Соколова всех удивил:
— Я охотно пошел бы вам навстречу, инспектор, но вам следует принять во внимание, что речь идет о моей работе. Не один год я был «исполнителем», служа в Коста-дель-Соль у Леонида Ревника и его предшественника, прежде чем переметнуться к Юрию Донцову на ту же роль. Мне давали имена людей, которых поручали убрать, и я отнюдь не всегда запоминал их. Это же была просто работа. Если вы напомните мне какие-либо подробности или обстоятельства, то, возможно, я что-нибудь и вспомню.
Рамирес на секунду был сбит с толку. Он ожидал упорного, воинственного молчания. А с таким противником ему надо было держать ухо востро. Фалькон заподозрил даже, что за грубой, устрашающей внешностью Соколова вполне может скрываться интеллигентный очкарик с портфелем и набором авторучек, любезный и услужливый.
Вслед за этим явилась догадка, что меньше всего для подобной работы подходит человек неуправляемый. Наоборот — тут требуется дисциплина, спокойствие, осмотрительность и ясный, не слишком сложно организованный ум. Возможно даже, что тяжелая атлетика — не самая плохая тренировка для такой работы.
— Я думал о Марисе Морено, — сказал Рамирес, заставляя себя вернуться к допросу. — Вы, конечно, были с ней знакомы.
— Да, был.