— Готово? — спросила она.
Фалькон кивнул.
Оставив Консуэло возле входа, Абдулла и Фалькон пересекли первый внутренний дворик. Сверху доносились женские голоса. Во втором дворике Абдулла шмыгнул в какую-то дверь и, пройдя по длинному темному коридору, очутился возле каменной винтовой лестницы, ведущей наверх. Лестница была такой узкой, что идти по ней можно было только в одиночку.
— В этой части дома нет электричества, — сказал Абдулла. — Когда мы поднимемся к двери наверху, я войду и оставлю дверь приоткрытой. Подождите снаружи. Незваным сюда ходить нельзя.
— Придумай, что скажешь ей, когда вы увидитесь.
— Не собираюсь морочить ей голову, — резко сказал Абдулла. — Она поймет, что я здесь по важному делу, если прошел в ее комнаты без приглашения.
— Ты не должен дать ей возможности увильнуть.
— Она ничего не сможет сделать.
— Ты уверен в этом? — сказал Фалькон. — Я не могу допустить, чтобы с мальчиком что-нибудь случилось.
— Здесь, наверху, она будет одна. Мальчик содержится в другом месте. Я спрошу, где она его прячет, и если она не захочет сказать, я прибегну к силе, пока она не заговорит.
Абдулла снял обувь. Вдвоем они крадучись поднялись по двум пролетам узкой лестницы. На одной площадке женские голоса были слышны так четко, словно раздавались совсем рядом. Абдулла первым достиг двери наверху. Ручки либо набалдашника у двери не было, но Абдулла ощупал каменную стену возле дверного косяка и надавил плечом. Дверь беззвучно распахнулась. Тяжелые деревянные планки паркета в комнате за дверью были прикрыты коврами. Через зарешеченные окна из сада внизу в комнату проникал аромат жасмина и теплый вечерний воздух. Паркет скрипнул под ногами Абдуллы, и женский голос спросил по-арабски:
— Кто там?
— Это я, Абдулла, бабушка, — сказал юноша, шагнув в комнату. — Прости, что пришел сюда без приглашения. Я хочу поговорить с тобой насчет гибели моего отца.
— Я уже говорила с твоей матерью, — ответила она.
— Не сомневаюсь, что тебе уже сообщили, но все-таки и мне хотелось бы поговорить с тобой, — сказал Абдулла. — Ты знаешь, что твой сын, мой дядя, и мой отец были очень близки.
— Мой сын? — переспросила она.
— Мустафа и мой отец, они были как братья.
— Подойди ближе, — сказала она. — Подойди к свету, чтобы я могла тебя видеть. Почему ты так одет? Ты не в трауре. И откуда эта отметина…
Послышался короткий вдох. Изумленное молчание, пока боль еще не осознана. Фалькон открыл дверь. Женщина была одета в черное, отчего в желтом свете керосиновой лампы в глаза сразу бросилось кривое лезвие ножа. Появление Фалькона отвлекло внимание женщины от Абдуллы. Тот прижимал к себе правую руку, и сквозь пальцы у него сочилась кровь. Он глухо стонал от боли. Женщина опрокинула лампу на пол. На деревянном полу керосин моментально воспламенился, и огонь пополз по коврам и половицам. Подол джелябы Абдуллы загорелся, когда он попятился, отшатнувшись. Женщина открыла дверь и растворилась в темноте.
Пламя, ползущее вверх по ногам Абдуллы, Фалькон загасил маленьким ковриком. Ковром побольше он потушил пламя на паркете и бросился к двери. Но женщина ее захлопнула. Он толкнул дверь ногой, раз, другой. С третьим яростным ударом она распахнулась. Снаружи темнота. Перед глазами от огня все еще расплывались и дрожали зеленые пятна. Руки его нащупали дверь напротив, через площадку. Ступенька вверх, а дальше — черный провал, похожий на шахту лифта. Он стал спускаться по лестнице, держась правой рукой за стену. Площадка. Двери нет. Дальше вниз. Еще площадка. Здесь две двери. Окно. Снаружи падает слабый свет. Послушал, стоя под одной дверью. Под другой. Вернулся к первой двери. Дернул. За дверью — пустая комната. Он толкнулся в другую дверь, дверь открылась, он стукнулся о какую-то мебель, упал ничком. Дверь, ударившись о стенку, захлопнулась за ним. По-прежнему опять полная тьма, и в ней что-то шевелится. Тихие скулящие звуки какого-то небольшого зверька, притаившегося в темном углу. Поднявшись на четвереньки, не выше, он понял, что за спиной у него — окно. Не хотелось бы высветиться на его фоне. Что-то пролетело над его головой, просвистело в воздухе, как низко летящая птица. Фалькон перекатился на бок. По полу протопали легкие шлепанцы. Фалькон отполз еще на несколько шагов в глубь комнаты, обернулся, упал на спину. Различить можно было лишь сломанную резьбу на металлической решетке окна.
Он вглядывался, ища силуэт.
Кто-то спускался по лестнице. Абдулла превозмог боль или это женщина убегает? С каждой минутой глаза все больше привыкали к темноте. Он лежал очень тихо, не шевелясь. Возле двери маячила какая-то темная плотная масса. Он услышал металлическое позвякивание, ощупал пространство кругом. Под руку попался столик. Сел, подтянул ноги к подбородку, вскочил одним рывком, ухватил стол и, выставив его перед собой, ринулся на плотную массу. Они столкнулись. Женщина отлетела назад и ударилась о раму окна. Гнилая решетка не выдержала, оконной рамой ее резануло по бедру, она потеряла равновесие, перекувырнулась, секунда — и она полетела в окно так стремительно, что Фалькон не успел схватить ее и удержать. Раздался крик, похожий на возглас удивления, затем глухой стук и грохот падения. А затем — тишина. Долгая тишина, нарушаемая лишь поскуливанием из угла.
— Абдулла? — произнес Фалькон.
— Я здесь, — послышалось. — На площадке. Она ударила меня ножом. Не могу идти. Крови много.
— Где тут свет?
— Поищите свечу или лампу.
Снизу донесся шум женских голосов. Они обнаружили тело. Абдулла крикнул в окно что-то по-арабски. На лестнице замелькал неясный свет, по ступенькам поднимались люди. В комнату внесли лампу. Фалькон поглядел в угол, откуда доносился скулеж. Там стояла детская кровать с решеткой. За решеткой можно было различить спину неподвижно лежавшего ребенка. Натыкаясь на мебель, Фалькон бросился к кровати. В ногах ее, свернувшись клубком, дрожала маленькая черная собачка. Рядом лежал недвижимый Дарио. Сильно пахло мочой и фекалиями. Мальчик лежал голый. В неверном свете трудно было понять, жив ли он или же старая карга, движимая ненавистью, убила ребенка, чего и опасался Якоб. После той ночи с русскими в окрестностях Севильи Фалькону трудно было заставить себя это сделать, но все-таки он протянул руку, коснулся голого плечика ребенка и почувствовал биение пульса под теплой его кожей.
В этот жаркий душный вечер все их дела в Фесе завершились очень быстро.
Женщины семейства Диури не слишком горевали о гибели матери Бараката, гораздо больше их взволновали и смутили рана Абдуллы и неожиданно открывшееся присутствие в доме ребенка и собаки. Когда Абдулла сказал им, что ножевую рану ему нанесла их сумасшедшая родственница, они были потрясены. Фалькон осмотрел рану. Плечевой мускул был сильно рассечен, но, несмотря на обилие крови, рана не казалась особенно серьезной. Женщины принесли спирт и бинты. Фалькон обработал и забинтовал рану, но сказал, что необходимо наложить швы. Учитывая все обстоятельства ранения, он посоветовал Абдулле сделать это в Сеуте, Юсре и Лейле же остаться в Фесе.