– Не стоит, Евгений Николаевич. Будем считать, что первый отборочный тур вы выдержали. Приступим ко второму?

* * *

Когда горе-охранников увели, а стулья были водворены на место, Бондарь без приглашения опустился на один из них и вопросительно посмотрел на госпожу Морталюк:

– Что дальше? По правде говоря, подобные аттракционы меня не вдохновляют. – Бондарь поморщился. – Служба охраны у вас никудышная, Маргарита Марковна. Вашим секьюрити вагоны бы разгружать или в носильщики на вокзал податься. Там им самое место.

– Я обдумаю ваше замечание, – усмехнулась Морталюк, и что-то в ее взгляде подсказало Бондарю: карьера парней в качестве охранников завершена.

Ему их жалко не было. Он и в самом деле полагал, что здоровым молодым людям негоже выполнять роль денщиков при капризных бизнес-леди. Может быть, благодаря сегодняшнему конфузу они подыщут себе более достойное занятие?

«А вот мне придется побыть у Морталюк на побегушках, – мрачно подумал Бондарь. – Никуда от этого не деться. Характер я уже показал, но перегибать палку нельзя. Как бы эта сука ни уважала чужую силу, а чересчур независимых людей она рядом с собой не потерпит».

Прежде чем заговорить, Бондарь улыбнулся той слегка смущенной улыбкой, которая неоднократно отрабатывалась им перед зеркалом наряду с другими выражениями лица, пригодными для любых случаев в жизни. Все это были лишь маски, надеваемые в зависимости от ситуации. У хорошего контрразведчика их превеликое множество. Дерзкий Бондарь, самоуверенный Бондарь, а теперь вот – виноватый Бондарь.

– Не хочу кривить перед вами душой, – сказал он. – Можно начистоту?

– Нужно начистоту, – поправил его Щусевич, лгавший столь часто и охотно, что порой затруднялся отличить вымышленные факты своей биографии от тех, которые действительно имели место.

– Я изо всех сил старался не ударить лицом в грязь, – продолжал Бондарь, – но, кажется, переусердствовал. – Он посмотрел в глаза Морталюк, после чего уставился в пол. – Просто мне никогда не доводилось зависеть от женщины… пусть даже красивой женщины. – Его голос звучал все глуше и глуше. – Это задевает мое мужское самолюбие. Мне трудно вести себя адекватно.

– Придется научиться, если хотите у нас работать, – заявил Щусевич, промокая платком уголки глаз.

– Помолчи, Юрасик, – одернула его Морталюк. – Ее испытующий взгляд, устремленный на Бондаря, потеплел. – Самолюбие вещь хорошая, без него в наше время никуда. Однако контролировать его надо. Разве вас не обучали этому в Академии ФСБ?

– Обычно у меня получается сдерживать эмоции. – Бондарь сменил виноватую интонацию на доверительную. – Сам не понимаю, что вдруг на меня накатило… Можно вопрос?..

– Только один. – Морталюк посмотрела на часы.

– Меня преследует ощущение, что я вас раньше где-то видел. Глупо, конечно, но… Вы никогда не снимались в кино, Маргарита Марковна?

– Нет.

– Вы похожи на какую-то знаменитую актрису.

– Неужели?

– Вспомнил! – Бондарь хлопнул себя по лбу, отчего вид у него сделался совершенно простецким. – Эти кадры часто крутят по телевизору. Вы стоите над вентиляционной решеткой, снизу дует, вы придерживаете платье обеими руками и улыбаетесь, провокационно так… Правда, в жизни вы гораздо красивее, чем в кино.

– Льстец, – улыбнулась Морталюк, отчего ее сходство с Мэрилин Монро только усилилось. Только это была не настоящая Мэрилин Монро. Такая же фальшивая, как та, которую изобразил на своем знаменитом полотне Энди Уорхолл. – Спасибо за комплимент, но я в них не нуждаюсь. – Губы Морталюк по-прежнему улыбались, хотя глаза ее превратились в две льдинки. – Чем вешать мне лапшу на уши, лучше попробуйте отгадать, почему в деловых кругах меня прозвали Леди М?

Бондарь задумчиво поскреб подбородок:

– Понятия не имею.

– А вы напрягите воображение, Евгений Николаевич.

– Ну… Ваша фамилия начинается с буквы «М». Мэрилин Монро тоже называли по инициалам: Эм-эм.

– У меня специфическая фамилия, – важно произнесла Морталюк, прикуривая от поднесенной помощником зажигалки. – Конкуренты это давно заметили.

– Можно? – Бондарь достал пачку «Монте– Карло» и приподнял брови, ожидая ответа.

– Нельзя.

– В присутствии Маргариты Марковны не курят, – строго произнес Щусевич.

– Здоровее буду. – Бондарь спрятал сигареты в карман пиджака. – Так что насчет вашей фамилии? – Он снова взглянул на Морталюк. – В чем ее особенность?

Выпустив дым через нос, она пояснила:

– «Mortale» в переводе с латыни означает «смертельный».

– Сальто-мортале, – закивал Бондарь. – Я должен был сообразить с самого начала.

– Ничего страшного, – успокоила его Морталюк. – Теперь вы знаете, почему меня называют Леди М, а значит, недоразумений быть не должно. – Она выпустила вверх аккуратное дымное кольцо, трансформировавшееся в сердечко. – Вы очень своевременно упомянули сальто-мортале, поскольку покувыркаться вам придется на славу. – Морталюк повернулась к Щусевичу. – Пригласи-ка, дружок, Чена. Тут прозвучала резкая критика в адрес нашей службы безопасности, я просто обязана отреагировать. – Она одарила Бондаря многообещающей улыбкой. – Рядовые охранники проявили себя не лучшим образом и будут примерно наказаны, но… – В воздухе растворилось еще одно голубоватое кольцо. – Но Евгений Николаевич рановато торжествует победу.

– Я не торжествую, – возразил Бондарь.

– И правильно делаете, – произнесла Морталюк. Одобрение и угроза смешались в этой фразе в равных пропорциях.

Глава 7, утверждающая, что некоторые мужчины носят галстуки на шее не только в качестве элегантного украшения, а оздоровляющий массаж порой не способствует восстановлению сил

Чен оказался изящным стройным молодым человеком азиатской наружности. Сочетание делового костюма и длинных черных волос выглядело немного комично, но лишь до тех пор, пока Бондарь не разглядел выражение узких глаз, обрамленных припухшими веками без ресниц. Там таились непостижимые европейскому разуму фанатизм и отрешенность. При этом глаза были столь пустыми, тусклыми и неподвижными, как будто Чен позаимствовал их в морге.

Поприветствовав госпожу церемонным полупоклоном, он бесшумно приблизился к столу и остановился в полуметре от сидящего Бондаря. От Чена не исходило ни гнева, ни недоброжелательности, но во всем его облике угадывалось нечто зловещее, безжалостное, не поддающееся обычной логике. Бондарь почувствовал себя так, словно очутился в опасной близости от кобры, кровь которой холодна, а действия стремительны и непредсказуемы. Костюм смотрелся на Чене, как змеиная кожа, а прямые волосы до плеч заставляли вспомнить старые вестерны про кровожадных индейцев, любивших наряжаться в одежду убитых врагов. Для полного сходства не хватало лишь котелка или перчаток.