«Я знаю, каково это – быть мертвой».
Это было глубочайшее заблуждение, но Тамара не догадывалась об этом. Некому было ее переубеждать. Иллюзорная связь с внешним миром поддерживалась благодаря включенному сутки напролет телевизору.
Вот и сейчас он вовсю старался развлечь чахнущую хозяйку. Шла какая-то импортированная из Бразилии мыльная опера с соответствующим парфюмерным названием.
Молодой Антонио, обладающий наружностью начинающего сутенера и законченного кокаиниста, метался по комнате, изображая то ли муки ревности, то ли порывы страсти. Немолодая сеньорита Летисия трагически заламывала руки. По сюжету она была совсем еще юной девушкой, поэтому ее обрядили в сильно декольтированное платье. Давая понять, какое половодье чувств кипит в ее веснушчатой груди, сеньорита Летисия тяжело дышала, придерживая вздымающийся бюст обеими руками.
– О, Антонио! – восклицала она тем режущим слух голосом, без которого не обходится ни один персонаж переводных сериалов. – Не разбивай мое сердце, любимый, ведь оно принадлежит тебе и только тебе!
– Как ты можешь просить меня о снисхождении, Летисия? – изумлялся Антонио, осторожно качая набриолиненной головой. – Ты снова встречалась с этим мерзавцем Мурильо Делакрузо! Где твоя честь, где достоинство?
– Мурильо Делакрузо меня коварно обманул, Антонио, – оправдывалась сеньорита Летисия. – Он позвонил мне по телефону и сказал, что мой отец Пабло Бенито в опасности. Но донна Роза может подтвердить, что Мурильо не сумел сорвать ни одного поцелуя с моих уст.
– Донна Роза? – Антонио разразился демоническим хохотом. – Пресвятая Богородица, она предлагает мне поверить этой лживой старухе, с которой не здоровается даже пропойца Луис Альберто! Стыдись, Летисия! Небеса покарают тебя за твое распутство! Ты обманываешь меня, своего Антонио, еще вчера готового целовать песок, по которому ты ходила!
– Неверного Антонио Маркози, не далее как позавчера домогавшегося любви Эсмеральды, младшей сестры Мурильо Делакрузо! – парировала Летисия, позволив бюсту колыхаться как попало. – Коварного Антонио, до сих пор не оформившего развод с Марианной, единственной дочерью и наследницей богача Хосе Санчеса! Как ты смеешь обвинять меня в распутстве? Побойся бога, Антонио!
Выяснение отношений обещало растянуться не на одну серию, радуя зрителей все новыми и новыми поворотами сюжета, но Тамара реагировала на похождения героев сериала так, словно ослепла и оглохла. И когда их сменили упитанные депутаты, собравшиеся подебатировать в телестудии, Тамара не заметила особой разницы. Все те же вальяжные позы, апломб, крикливые высказывания, скудные мыслишки. Бесконечная ярмарка тщеславия. Нон-стоп шоу.
Машинально пытаясь вникнуть в смысл мельтешения на экране, Тамара потянулась за сигаретами. Сегодня утром она специально спрятала их подальше, побаиваясь, что превратится в заядлую курильщицу за время отсутствия Бондаря. Побаиваться – побаивалась, а тайник все же устроила таким образом, чтобы сигареты постоянно находились под рукой. Помнится, Женя называл это страусиной политикой.
Очень точное определение, подумала Тамара, с наслаждением затягиваясь дымом. В народе не зря сравнивают людей со всевозможными птицами и зверями. Болтливый, как сорока, хитрый, как лиса, голодный, как волк, трусливый, как заяц, злой, как собака… И не напрасно, ох не напрасно зверь из Откровения похож на многих зверей сразу. Как там сказано в Евангелии? Будет он подобен барсу, ноги у него – как у медведя, а пасть у него – как пасть у льва. Может быть, да только самого главного провидец не разглядел: свиного рыла.
Оно все отчетливее проступает, все нахальнее. Зверь плодится и размножается, расползаясь по планете: хрустит чипсами и попкорном, непринужденно отрыгивает шипучкой, громко портит воздух – это ведь так забавно, так прикольно. И мурло, поросшее крашеной щетиной, довольно лыбится: свобода, бля, свобода! Сияющее, торжествующее, отражающееся в сотнях миллионов телеэкранов, покрытое гламурным глянцем и попсовыми блестками, оно повсеместно и ежесекундно внедряет в сознание одну и ту же прописную истину: скотом быть проще, чем человеком, приятнее, удобнее и во всех отношениях выгоднее. Это действительно так. Легче катиться вниз, чем покорять вершины, спору нет. И люди катятся. Идут по пути наименьшего сопротивления. Потакают своим скотским инстинктам.
Тамара с ненавистью раздавила в пепельнице окурок, точно он был в чем-то виноват перед ней. Посмотрела на гору арахисовой шелухи. На пыль, покрывшую пол и мебель. На очередное мурло, заглядывающее в комнату сквозь линзу телеэкрана.
– Ты совсем распустилась, дорогая моя, – сказала себе Тамара. – Что ты себе думаешь? Хочешь зарасти мхом и паутиной к возвращению Жени? Он тебя не пожалеет, не надейся. Ну-ка, вставай и приводи квартиру в порядок. Потом займись собой. Сигареты – в мусорное ведро, телеящик – выключить, форточки – настежь! Действуй, дорогая моя. Аврал.
Тамара решительно встала с дивана, но из всех благих намерений успела осуществить только одно. Едва она выключила телевизор и потянулась к форточке, как внезапно ожил телефон в прихожей. Звонок был резким и требовательным. Он подействовал на Тамару, как пожарная сирена.
– Женька!
Тамара больно ушиблась коленом о стул, опрокинула его и, хромая, схватила телефонную трубку:
– Алло, алло!
– Добрый вечер, – сказала трубка мужским голосом. – Тамара Галактионовна Галишвили?
– Да… Кто это?
– Еще раз здравствуйте, – укоризненно сказала трубка.
– Здравствуйте, – спохватилась Тамара. – С кем я говорю?
– Вам звонят с Жениной работы. Тут такая петрушка…
Дурацкое слово! Дурацкий звонок! Тамара поспешила прислониться спиной к стене, потому что почувствовала, как пол уходит из-под ног.
– Что-то случилось? – спросила она омертвело.
– Вы не волнуйтесь, ничего страшного, – зачастил голос в трубке. – Но желательно ваше присутствие.
– Где?
– В больнице.
– Женя… Женя… – Как ни силилась Тамара, а сформулировать вопрос не получалось.
– Он ранен, – пришла на помощь трубка. – Ранение легкое, но…
– Что?! Да говорите же, боже мой!
– Не по телефону. За вами заедут. Через десять минут. Два коротких звонка, один длинный. Запомнили?
– Да.
Это был обессиленный выдох, а не ответ, однако на другом конце провода Тамару услышали. В трубке запульсировали гудки отбоя.
* * *
В больнице пахло, как и должно пахнуть в больнице. Яркий свет резал глаза. Тамара чихнула и попыталась поднести руку к носу, но столь простое движение ей не удалось. Она инстинктивно дернула второй рукой. Подвигала ногами. Всхлипнула от ужаса и непонимания.
– Мы очнулись? – весело спросила расплывчатая женская фигура, нависшая над Тамарой. Ее голос резонировал, отдаваясь гулким эхом в ушах.