– Должны. Хранятся. У нас вообще много чего хранится.
Это было произнесено таким тоном, что Бондаря осенило: оправа директорских очков не позолоченная, а золотая. Как и элегантные часы на ухоженном запястье. Как и печатка на умеренно волосатом пальце.
Словно бы в задумчивости, Бондарь встал и прошелся по кабинету. Двигаясь в направлении окна, он запустил руку в карман джинсов. Повернув обратно, извлек ее со стодолларовой купюрой, зажатой между пальцами.
– Я бы хотел взглянуть на эти карты, – признался он, снова усаживаясь на стул.
– Многие бы хотели, – обронил Крупицын, заботливо протирая очки специальной бархоткой из черепахового футляра.
– Я больше всех.
Улыбнувшись зубастой улыбкой Дэвида Копперфильда, Бондарь положил деньги на стол и убрал руку. Подхваченная ветром, купюра была готова спланировать на пол, когда Крупицын сделал неуловимое кошачье движение, после чего она чудесным образом исчезла. Потом он поправил галстук, и в нагрудном кармане его легкой летней рубахи зазеленел прямоугольник, которого там прежде не было.
– Так-так, – деловито произнес Крупицын, – мне импонирует ваша настойчивость. Вот если бы все в стране проявляли подобную инициативу, представляете, как бы мы зажили? Не хуже, чем в Швейцарии.
– Лучше, – возразил Бондарь, – значительно лучше.
– Я и говорю. – Обратив порозовевшее лицо к двери, Крупицын повысил голос: – Людмила Васильевна! Зайдите-ка на минутку.
Людмила Васильевна – двадцатилетняя дурында на непомерных каблуках – не замедлила заглянуть в кабинет из приемной:
– Да, Пал Палыч?
– Мне срочно нужна подшивка топографических карт области. Позвоните в архив, пусть принесут. Отснимите на ксероксе все относящееся к острову Щучьему…
– Рачьему, – вставил Бондарь.
– Я и говорю: Рачьему, – важно произнес Крупицын. – Копии мне на стол. Идите. – Отпустив секретаршу взмахом руки, Крупицын по-приятельски подмигнул Бондарю. – Некоторым барышням ноги заменяют мозги, но Людочка от этого только выигрывает. Между нами говоря, – понизив голос, он упал грудью на стол, – мы своим коллективом тоже совершаем экспедиции на острова. Места у нас сказочные, совершенно необыкновенные места. Один воздух чего стоит. – Ноздри Крупицына раздулись. – Первозданный рай! Главная изюминка – полное отсутствие людей. Хоть голышом купайся. Красота… Кр-расота-а!
– Ну, это смотря кто купается, – рассудительно заметил Бондарь.
Крупицын, подобно токующему глухарю, его не расслышал.
– Барханы, – восклицал он, – тополиные леса, заросли ветлы, заливные луга, отмели из чистейшего песка. Нагуляешься, нажаришься на солнце, напотеешься и в воду – бултых! А за протокой, рукой подать, белые цапли… и громадные сомы всплескивают… и чайки, ах! – Описывая прелести астраханских островов, Крупицын помогал себе жестами, показывая руками и птиц, и рыб, и даже еще что-то непонятное, но явно впечатляющее. – Камыши стеной стоят. Пробираешься по ним, как по джунглям, честное слово! А стебли так и хлещут по телу, так и хлещут! Получи порцию розог!
Бондарь живо представил себе охаживаемого розгами директора и подумал, что в обязанности секретарши Людочки входит не только купание голышом, но и выполнение некоторых других прихотей руководства, весьма специфических.
– А на острове Рачьем доводилось бывать? – спросил он.
– На нем белый свет клином не сошелся, – ответил Крупицын, явно подуставший от всплеска эмоций. – Впрочем, дело вкуса. Вот вам, например, фламинго подавай.
– Фламинго, – подтвердил Бондарь.
– А может, нефть? – хитро прищурился Крупицын. – У нас тут многие нефть ищут. Отбоя нет от интересующихся.
Искусственный ветер исправно обдувал его разгоряченное лицо и сорочку со стодолларовой купюрой в просвечивающемся кармашке.
– Вы бы кондиционером обзавелись, – сказал Бондарь, заставляя себя отвести налившийся ненавистью взгляд. – Шумный у вас вентилятор. Голова не болит?
– У меня голова болит о том, где брать денежные средства на пополнение экспозиций, – вздохнул Крупицын, явно раскаиваясь в своем недавнем порыве. – Одни нефтяные месторождения открывают, а у других денег на обновление чучел не хватает, так и живем.
Подумав, что, будь его воля, одним чучелом в краеведческом музее стало бы больше, Бондарь кашлянул:
– Не могли бы вы поторопить секретаршу? Времени в обрез.
– Да-да, – спохватился Крупицын, – время – деньги. Сейчас выясним… Людмила Васильевна! Где карты?
Впорхнувшая в кабинет секретарша развела руками:
– Нету, Пал Палыч.
– Как «нету»? – возмутился Крупицын. – Что значит «нету?» Они у себя в архиве с ума посходили, что ли?
– Подшивку из архива принесли, – оправдывалась секретарша, – но страницы с шестьсот пятой по шестьсот восьмую вырваны, а там как раз про Рачий остров было, я с оглавлением сверилась.
– Этого не может быть! Кому могли понадобиться карты?
– Не знаю, Пал Палыч.
– А кто знает?
– Не знаю, Пал Палыч.
– Заладила! – рассердился Крупицын. – Марш на рабочее место! Я еще разберусь в этой истории, ох, разберусь! Уф-ф… – Переведя взгляд на Бондаря, он пожаловался: – Ну народ, ну сотруднички! С элементарным поручением справиться не могут. Ничего, пропавшие страницы найдутся, обязательно найдутся. – Повернувшись к настенному календарю, Крупицын задумчиво ковырнул мизинцем в ухе и предложил: – Вы вот что, Евгений Николаевич, загляните-ка ко мне послезавтра, а еще лучше – на будущей неделе. Закажем копии в областном архиве, получите их в лучшем виде. Правда, это потребует дополнительных расходов.
Бондарь молча встал, обогнул стол и выключил вентилятор, давно действовавший ему на нервы. Не обдуваемый ветром, Крупицын моментально растерял ту лихость, с какой восседал в кресле до сих пор. Всего лишь заурядный, в меру упитанный взяточник, он даже не пошевелился, когда рука Бондаря залезла в его нагрудный кармашек и извлекла оттуда зеленую купюру.
Прощальных рукопожатий не последовало. Это был не тот случай, о котором принято писать: «Стороны выразили удовлетворение встречей, прошедшей в теплой дружеской обстановке».
Район Инициативный, в котором проживала Фатима Асадуллина, встретил Бондаря одуряющей жарой, скопившейся меж бетонных многоэтажек. Не самое лучшее место на земле, но очень подходящее для человека, намеревающегося замести следы.
«Всего-навсего попрошусь на постой, и никаких вольностей, – убеждал себя Бондарь, стараясь не обращать внимания на насмешливые реплики внутреннего голоса. – Девушка сама зазывала меня в гости, так почему бы не воспользоваться ее любезностью?»
«О, пользоваться любезностью девушки – это так приятно! – прозвучало в мозгу. – Особенно если она молода, красива и в меру наивна».