– Блокпост, – прошептал Бондарь.
На его выскобленных ножом челюстях возникли и вновь пропали желваки. Стараясь двигаться бесшумно, Алиса приблизилась к нему и выглянула сквозь переплетение веток и листьев наружу. Светало. На фоне серого неба виднелся силуэт автобуса, стоящего у приземистого бетонного строения. Возле автобуса громко переговаривались человеческие фигуры. Насколько можно было понять с расстояния в триста метров, те, что в касках и с автоматами, требовали у штатских денег за проезд. Штатские бурно жестикулировали, объясняя, что денег ни у кого из них нет. Потом от их имени заговорил старик в папахе, наверняка весьма уважаемый человек среди своих. Он взывал к состраданию солдат, утверждая, что если люди отдадут деньги, то им не на что будет купить хлеба. Тогда сидите в своей Чечне и не высовывайтесь, твердили солдаты, начисто лишенные сострадания. Аксакала они обзывали козлом, старым дурнем и другими обидными словами, но он не обижался, а продолжал торговаться, стремясь скостить сумму побора вдвое.
– Что будем делать? – спросила Алиса шепотом. – Может, переночуем прямо здесь? Никто не станет прочесывать лесополосу поблизости от блокпоста.
– Соображаешь, – усмехнулся Бондарь. – Но сюда могут припереться местные жители, торгующие водкой и анашой. Или скупщики оружия. Нужно убираться. В дальний конец посадки. – Он махнул рукой. – А ночью отправимся дальше.
Через полчаса путники выглянули из лесополосы и увидели впереди поселок, раскинувшийся сразу за двором бывшей МТС. От раскуроченной техники уже мало что осталось: все, что могли украсть, украли; все, что можно было сдать в металлолом, сдали. Длинные приземистые здания станции стояли без крыш, оконные рамы и двери были выломаны. На уцелевшем фрагменте ограды был изображен человек с мужским половым органом вместо носа, совершенно непохожий на президента, но, судя по надписи, изображающий именно его. Посреди двора, между порчеными тракторными скатами, валялся полуистлевший конский скелет, напоминающий остов древнего корабля. Не обнаружив на территории МТС ничего интересного, Бондарь переключил внимание на просыпающийся поселок. Когда-то, очень давно, он подвергся бомбежке или артиллерийскому обстрелу, поэтому на окраине до сих пор остались развалины. Стены жилых домов фактически исчезли: их разобрали по кирпичику местные жители. Вещи из-под обломков тоже выбрали: одежду пустили на тряпки, мебель – на растопку. Зато нетронутыми остались фрагменты бетонной ограды, слишком тяжелые, чтобы уволочь их вручную. Беспорядочно наваленные друг на друга, они заросли бурьяном и являлись идеальным укрытием для двух человек. Дорога пролегала метрах в ста, так что вряд ли кому-то взбредет в голову справлять здесь нужду.
– Делай, как я, – велел Бондарь, пробираясь вперед то пригнувшись, то ползком. Алиса, двигающаяся проворно, как ящерка, от него не отставала. Она была уже не той городской девушкой, которая шагу не могла ступить без повизгиваний или брезгливой мины. Поход по долинам и по взгорьям пошел ей на пользу. А уж тесное общение с Бондарем – тем более. Никогда прежде глаза Алисы не сверкали таким живым блеском. Никогда прежде не было рядом с ней человека, на которого хотелось смотреть с неподдельным обожанием.
Кстати говоря, этот человек был не в восторге от подобных взглядов.
– Закрывай глаза и спи, – строго сказал Бондарь, когда они заползли под развороченные авиабомбой плиты, образовавшие подобие шалаша.
– Только вместе с тобой, – заявила Алиса.
– А я уже сплю.
Растянувшись на спине, Бондарь сомкнул веки и притворился спящим. Дождавшись, пока Алиса отключится, он снова принялся разглядывать поселок, выискивая дворы, в которых еще сохранился какой-то транспорт. Таких было мало. Вдоль развороченной асфальтовой улицы тянулись довольно жалкие домишки с грязными оконцами и покосившимися заборами. Лишь ближе к центру торчала пара краснокирпичных строений с башенками и новехонькими кровлями. Двустворчатые ворота этих особняков, выкрашенные в зеленый цвет, свидетельствовали о том, что внутри есть гаражи, в которых должны стоять автомобили. Было бы неплохо выбраться отсюда на одном из них. Лучше всего с владельцем за рулем, потому что местные жители прекрасно ориентируются в этих краях и знают, как объехать блокпосты. Гражданская одежда тоже не помешала бы. «Хорошо, что я взял с собой часть аванса, – подумал Бондарь. – Денег должно хватить. Нынче настроение такое, что приятнее платить, чем убивать». Взглянув на спящую Алису, Бондарь еще раз осмотрел улицу, на которой не было видно ни одной живой души, потом улегся на спину. Спал он чутко, как зверь, просыпаясь каждые две-три минуты. Когда организм отдохнул, принялся размышлять о том, как поступить с диском от штабного компьютера. Передать его вышестоящему начальству? Но как объяснить тогда свое участие в столь сомнительной операции, смахивающей на махинацию? И как быть с Алисой, которой по-прежнему грозит опасность? Покуда живы Конягин с Воротюком, они не оставят попыток избавиться от свидетелей. Значит, до возвращения к будничной жизни еще далеко. Сначала нужно избавиться от могущественных врагов, а потом уж строить дальнейшие планы.
Прислушиваясь к происходящему в поселке, Бондарь занялся чисткой пистолета, ствол которого мог засориться за время блужданий. Автоматы остались далеко позади, теперь вся надежда была на нож да на «гюрзу» с восемнадцатью патронами в обойме. Хорошая машинка, надежная. Разработанная по спецзаказу МВД и ФСБ, она выпускалась в ограниченных количествах, и это было правильно. Не слишком уютен стал бы окружающий мир, если бы бандиты всех мастей вооружились стволами, способными с пятидесяти метров пробивать бронежилеты защитников закона.
А разве сейчас мир так уж безопасен? – спросил себя Бондарь. Снаружи раздавались голоса людей, блеяли овцы, лениво брехали собаки, но все это было лишь видимостью покоя. В семье каждого жителя поселка имелся боевик, за которым охотились федералы. В некоторых погребах томились заложники. В огородах тлели трупы неизвестных солдат. Ничего изменить нельзя, подумал Бондарь, исправить тоже нельзя, все останется как есть на многие десятилетия, если не на века. Люди будут лгать, воровать, предавать, убивать. Время от времени среди них будут появляться то ли святые, то ли безумцы, утверждающие, что так жить нельзя, но кто и когда прислушивался к их слабым голосам? Внимают самым наглым, самым горластым. Тем, кто, взобравшись на трибуны, посылает на убой целые народы, твердя при этом: «Наше дело правое, мы победим». Отстрелять бы этих шизофреников, как бешеных собак, да зажить по-другому, но не получится: на их место придут другие. И толпы снова пойдут за ними, потому что святые обещают им райскую жизнь в неопределенном будущем, а политические лидеры сулят всяческие блага прямо сейчас. Если хорошенько разобраться, то и Бондарь под эту паскудную дудочку плясал… зачастую на чужих костях. Сознавать это было так тоскливо, что он снова улегся на землю и проспал урывками до самого заката.
* * *
– Почему ты меня не разбудил? – возмутилась пробудившаяся лишь ночью Алиса. – Надо было по очереди дежурить.
Спросонок у нее даже не шепот получался, а какой-то негодующий сип.