У Дитера похолодело внутри. Нет, не от удивления, потому что он давно догадывался, что замышляет Тальяферро, но не хотел себе в этом признаваться.
– Боже мой! – негромко проговорил Дитер. – Так ты хочешь войны!
– Глупости! – Опровержение прозвучало что-то уж слишком быстро и не слишком естественно. Некоторые из собравшихся были явно поражены словами Дитера, и Тальяферро заставил себя улыбнуться:
– Что бы ты ни говорил, до войны дело не дойдет. В самом неблагоприятном случае кое-где могут вспыхнуть беспорядки, но ведь нам не впервой их усмирять, правда, Гектор? – Тальяферро подмигнул депутату с Кристофона – собравшиеся вспомнили о голодных бунтах на Кристофоне триста лет назад, и в зале послышались нервные смешки. – Но после усмирения недовольных никто еще не выходил из Федерации, – начал уговаривать присутствовавших Тальяферро. – А ничего, кроме беспорядков, произойти не может. У Дальних Миров нет ни Военно-космического флота, ни средств для его строительства, а у нас есть и то и другое. И вообще, если они окажутся настолько глупы, это в конечном итоге только упрочит наши позиции.
Дитер заметил, что слова Тальяферро произвели желаемое впечатление. Его соратники услышали, что хотели услышать. Он втолковывал им, что все в порядке и «игра» по-прежнему ведется по их правилам. Дитеру, конечно, удалось потрясти собравшихся, но не настолько, чтобы вырвать их из когтей Тальяферро, и он с горечью подумал, что никакие доводы политического неудачника не могут заставить приспешников Тальяферро ослушаться своего лидера.
– Ты ошибаешься, Саймон, – тем не менее сказал Дитер. – Даже если все и закончится «отдельными беспорядками», слияние нанесет непоправимый ущерб. Вы все позабыли, что Федерация существует только благодаря заинтересованности граждан в ее существовании. Если многие из них утратят к ней интерес, она погибнет. – Дитер с грустью покачал головой, чувствуя, что ему не верят и не хотят верить. – Не сомневаюсь, что вы не измените своих планов, – глухо проговорил он. – Но предупреждаю, что буду бороться с вами и здесь, и в Законодательном собрании.
Напряжение, царившее в зале, внезапно усилилось.
– Продолжай! – зарычал покрасневший от ярости Тальяферро. – Если бы не твой идиотизм, Палата уже давно проголосовала бы за слияние! Так что говори, пока у тебя есть такая возможность. Ведь скоро в Палате от тебя и духу не останется!
– Вполне возможно, – грустно сказал Дитер, ощущая бездонную пропасть непонимания и ненависти, разверзшуюся между ним и Тальяферро. – Может, я и не смогу вас остановить. Но когда Федерация из-за вас превратится в вооруженные до зубов коалиции, не способные сосуществовать в мире друг с другом, – воскликнул он, окинув зал сверкающим взглядом, – не забудьте, что я предупреждал вас об этом! И когда это случится, я скажу, что пытался остановить это. А что скажете вы?
– Да ты не уступаешь Шорнингу в красноречии! – презрительно воскликнул Тальяферро.
– Нет, Саймон! – Негромкий голос Дитера был прекрасно слышен во всех углах притихшего зала. – Он говорит лучше меня, но я не хуже его предвижу будущее.
Разозлившийся Тальяферро презрительно отмахнулся от слов Дитера, но в его жесте проскользнула едва заметная растерянность. Впрочем, Тальяферро был еще достаточно уверен в своих силах. Дитер посмотрел на бесстрастные лица, окружавшие его, и понял, что напрасно старается. Он убеждал их, но они отказывались слушать, так что теперь оставалось только бороться с ними.
Замок его кейса щелкнул, как выстрел, в воцарившейся тишине, и, направляясь к двери, Дитер пересек безмолвный зал, чувствуя спиной негодующие взгляды. Он понимал, что только что поставил крест на своей политической карьере, но больше всего его расстраивало то, что он несомненно проиграет в борьбе, которая предстояла ему теперь в Палате Миров.
Дитер аккуратно прикрыл за собой дверь и медленно пошел к лифту по коридору, столь же безнадежно пустому, как и его будущее. Всем своим существом он предчувствовал поражение. Он уже погубил свою карьеру, оскорбил Фиону, обнаружил, что сам совсем не такой, каким считал себя раньше, и понял, что политическая борьба в Палате Миров станет для него хождением по мукам. Политическим самоубийством ему было не искупить свою вину, но, может, теперь ему будет не так стыдно вспоминать о Фионе, ведь он сделал все, что мог, поднялся во весь рост и заявил: «Я – человек! Я желаю исполнить свой долг и имею право принести себя в жертву тому, что мне кажется правильным».
Первый раз за много лет Оскар Дитер вышел под усыпанное звездами ночное небо Земли с высоко поднятой головой.
Капитан Ли Хан, командовавшая кораблем Военно-космического флота Земной Федерации «Черная Стрела», с грустью посмотрела на слишком длинные рукава своего кителя и его несуразно широкие плечи, украшенные головой дракона – эмблемой ее родной планеты. И почему только она лично не проследила за тем, что шил этот мерзавец портной, явно не встречавший раньше офицеров весом всего сорок килограммов?
Бортовой электромобиль, в котором она направлялась к шлюзу, притормозил, и Ли Хан, поправив фуражку на иссиня-черных волосах, постаралась сохранить невозмутимое выражение лица. Еще в Академии ее учили, что самое главное – ни в коем случае не подавать виду, если что-то не так. Когда капитан спокоен, никому и в голову не придет, что что-то происходит! Ли Хан очень хотелось, чтобы преподаватели, когда-то объяснявшие ей эти психологические тонкости, не ошибались.
Дверь шлюза с шипением отворилась, Ли Хан увидела выстроившийся караул и услышала пронзительные звуки дудки электрического боцмана. «Черная Стрела» была приписана к порту Шанхай, и на ее борту служили почти исключительно матросы-китайцы. Среди команды не было ни одного обитателя Внутренних Миров, и Ли Хан иногда гадала, не удивляет ли это команду. Она надеялась, что их это не волнует.
Ли Хан напустила на себя строгий вид и вышла из электромобиля. Сила тяжести на Шанхае была примерно на десять процентов выше стандартной силы тяжести в один g, поддерживавшейся на борту всех кораблей Военно-космического флота Земной Федерации. При таком слабом притяжении Ли Хан чувствовала себя легкой как пушинка. Пряча привычную лукавую усмешку, она прошла мимо караула. Ее фуражка находилась на уровне плеч стоявших навытяжку матросов, и Ли Хан задумалась, не смешно ли, что ими командует коротышка женского пола. Может, это действительно было забавно. На протяжении всей своей службы в Военно-космическом флоте она переживала из-за роста. В Академии ее наверняка запомнили как самого низкорослого мичмана за всю историю, а не как женщину-курсанта, награжденную шпагой за блестящую учебу. Впрочем, Ли Хан с удовольствием подумала, что ее маленький рост не помешал ей обскакать всех однокурсников, – ведь в каких-то тридцать семь лет она стала капитаном боевого космического корабля ударного флота.
Отдав честь караулу, Ли Хан устроилась в мягком кресле космического катера, и люк закрылся за ее спиной.
«Ну что ж! – подумала она. – Придется пощелкать каблуками еще на одном визите вежливости… Впрочем, может, на этот раз узнаю что-нибудь полезное».