Рассел угрюмо кивнул в знак согласия.
– Возможно, нам нужно вспомнить про других агентов, которых мы так безуспешно пытались внедрить в ближайшее окружение Козырного валета, – предложил Эйссинджер. – Сначала ваш кандидат Маджид аль-Фаради, который сейчас живет в Великобритании. Он ведь одно время работал с профессором Гюльсум Сайед. Пусть попытается «реанимировать» свои прежние отношения, но под нашим жестким контролем. Если, конечно, это получится. Нужно продумать разговор с ним с точки зрения его психотипа. Затем другой кандидат, Асиф Шахвани. Он ведь, кажется, из племени белуджей. Значит, недолюбливает пуштунов и пакистанцев. Я уже не говорю о его откровенной ненависти к иранцам. Вот вам и данные, которые позволяют чувствовать себя гораздо увереннее, используя слабости наших подопечных. Белуджи ведут с иранцами непрерывную войну, курды воюют с турками, а шиит Маджид аль-Фаради наверняка недолюбливает суннитов. Нужно активнее использовать предоставившиеся нам возможности. Подумайте об этом.
– Я соберу наших аналитиков, – кивнул Рассел.
– Мы дадим указание во все аэропорты, по всем границам, во все морские порты, – сообщил Эйссинджер. – Кроме обычных проверок, будут и специфические. Мы снабдим наших сотрудников иммиграционной службы и таможенников специальными радиационными радарами. Но все эти меры не дадут конкретного результата, пока мы не узнаем, где и когда будет нанесен главный удар. И ради этого знания, мистер Рассел, я готов ночевать в вашем офисе еще несколько месяцев, которые остались в нашем распоряжении. Надеюсь, что вы и ваши сотрудники полностью разделяют мой энтузиазм.
Сначала был Лос-Анджелес, невообразимый конгломерат городских кварталов, где на улицах легче было увидеть какого-нибудь экзотического зверя, чем встретить пешехода. Впервые попавший в такой невероятный город, он прожил здесь только несколько дней. Потом был Сиэтл. Этот город понравился ему гораздо больше. Здесь было спокойнее, не чувствовалось такого дикого напряжения городской жизни, как в Лос-Анджелесе, люди были менее суетливы и даже иногда здоровались на улицах друг с другом. Но и из Сиэтла ему пришлось уехать уже через два дня в Нью-Йорк, где он должен был обосноваться. К этому времени на его счет была переведена необходимая сумма для покупки небольшого магазина в Ривердейле, районе Северного Бронкса. На соседней улице удалось арендовать квартиру.
Бронкс был известен как место проживания ирландцев. Но, кроме них, в трехэтажных домах часто селились сотрудники различных африканских и азиатских посольств, а в самом Ривердейле когда-то был построен большой дом для сотрудников советского посольства. Потом здесь жили представители многих новых государств СНГ, которые на первых порах арендовали квартиры в бывшем здании советского диппредставительства, а только затем разъезжались по всему городу.
Если Южный Бронкс, населенный афроамериканцами, считался почти закрытой территорией, куда даже сотрудники полиции не всегда рисковали отправляться в одиночку, то Северный был более цивильным и спокойным.
Только попав на Манхэттен, Физули понял, почему Нью-Йорк не может считаться обычным городом. Это была целая цивилизация со своими правилами, традициями, устоявшимися обычаями, районами, где компактно проживали итальянцы, ирландцы, евреи, русские, афроамериканцы, поляки. Даже по плотности населения и территории Нью-Йорк превосходил многие государства мира, а по концентрации известных людей, живущих здесь, возможно, был на одном из первых мест в мире.
Физули не решался признаваться даже самому себе, что более всего его поразил Манхэттен, ставший символом американского образа жизни, благосостояния великой страны, ее мощи и достижений. Гусейнов бывал в различных городах Европы, учился в Москве, проходил стажировку в Германии, любил невообразимый Стамбул, но Нью-Йорк превосходил все, что он когда-либо видел, своей концентрацией энергии и рационализма.
Однако ему не нравился оглушительный грохот и суета большого города. Куда больше ему приглянулось место, где он поселился и купил небольшой магазин, постепенно заполняя его нужными товарами. У него даже появились постоянные клиенты. Особенно запомнилась одна еврейская семья, которая с удовольствием стала покупать у него продукты, узнав, что он турок и свинина никогда не появится на прилавках его магазина. Мистер Гарновский стал его постоянным покупателем. Это был смешной полный человечек небольшого роста. Он с трудом вытягивал голову, отдавая деньги над прилавком, – его рост был чуть больше полутора метров. Его жена была примерно такого же роста. Они показывали Физули фотографию своего сына, который жил в Чикаго. По словам родителей, сын собирался жениться, и они безумно радовались его развивающемуся роману с какой-то польской девушкой, приехавшей из Кракова.
Своему американскому связному он впервые позвонил из Сиэтла, рискнув набрать номер в ресторане, который находился напротив его отеля. Американцы прислали своего связного уже через сорок минут, словно ждали его телефонного звонка именно в Сиэтле. Было ясно, что это обычный дежурный офицер, который оказался на месте и его отправили для контактов с прибывшим Альпинистом. Физули даже не предполагал, как именно его назвали, учитывая горный характер местности, где он проживал после переезда из Баку.
В самом Нью-Йорке он уже встретился с Джонатаном Фоксманом, с которым был хорошо знаком по прежним встречам. Первая встреча произошла в вагоне метро, когда он поехал на встречу с Фоксманом. Тот оказался рядом с ним. Оба сделали вид, что незнакомы. Потом Физули пересел на другую линию, Фоксман последовал за ним. И уже на выходе со станции метро в Бруклине ждала машина, которая отвезла их на квартиру, предназначенную для подобных свиданий.
Но еще до того, как позвонить американцам, он рискнул позвонить по номеру, который ему продиктовала связная в Пешаваре. Телефон долго не отвечал, словно человек, который должен был отвечать на его звонки, куда-то исчез. Но затем наконец ответили, пробормотав необходимый пароль. Он сказал отзыв и сообщил, что находится в Лос-Анджелесе, откуда собирается лететь в Сиэтл. Ему пожелали счастливого пути и попросили дать номер его нового американского телефона, карточку для которого он купил в аэропорту Лос-Анджелеса. Потом было долгое молчание, в Сиэтле ему никто не звонил. В Нью-Йорке его телефон тоже все время молчал. Он купил себе новый аппарат, поставил туда новую телефонную карточку, но номер другого телефона, который он оставил для связи, все время молчал. Однажды он забыл зарядить этот аппарат, и тот выключился. Он очень переживал, полагая, что ему могли позвонить именно в тот момент, когда телефон несколько часов не работал. Он зарядил телефон, но тот по-прежнему молчал. Физули внес в него функцию сохранения телефонных звонков в памяти аппарата, на тот случай, если телефон снова отключится.
И он по-прежнему ждал. С Фоксманом Гусейнов встречался уже дважды. Он хорошо понимал, что американцы будут держать его под своим плотным наблюдением, и именно поэтому его телефон не звонит. Но ожидание явно затягивалось. Пока однажды в его магазин не вошел мужчина лет шестидесяти в традиционном сикхском тюрбане. Физули даже улыбнулся. Обычно сикхи не входили в турецкие магазины, зная, что турки являются мусульманами. Противостояние сикхов и мусульман в Индии было фактом многовековой вражды.