– Мы не сможем ее найти, – осторожно возразил Маджид. – Насколько я знаю, их лаборатория перебазировалась совсем в другое место, и никто не знает, где они теперь находятся.
– Мои друзья постараются вам помочь, – сказал Дроуэр. – Мы полагаем, что это в интересах всего человечества. Нельзя чтобы профессор Гюльсум Сайед стала орудием в руках фанатиков, ненавидящих весь мир.
– Я вас понимаю, – задумчиво произнес Маджид, – но найти ее будет очень сложно, практически невозможно.
– Нам нужно лишь ваше согласие на поездку в Пакистан, и тогда мы сумеем с вашей помощью выйти на нее и постараться помочь ей найти верное решение.
– Она может вам не поверить.
– Конечно. Но в любом случае она будет хотя бы располагать всей информацией по этому вопросу. И тогда сможет сделать верный вывод.
– Я должен подумать.
– Безусловно. Завтра я буду ждать вас около вашего дома. Насчет командировки и поездки можете не беспокоиться. Мы готовы оплатить все ваши расходы. С профессором Тейлором я договорюсь сам.
– Почему я должен вам верить? – Маджид угрюмо взглянул на своего собеседника. – Чем вы лучше них или моего бывшего знакомого Бахыш-хана?
– Начнем с того, что мы вас не обманываем. И потом, я не авантюрист, который возник неизвестного откуда, а профессор Оксфорда с устоявшейся репутацией. У меня сотни учеников и десятки написанных книг. Я бы не позволил себе рисковать своей репутацией ради сомнительной авантюры. И, наконец, самое важное. Те, кто планировал подобную операцию против сына профессора, может посчитать, что и вы слишком много знаете. Тогда уберут не только вас, но и вашу невесту, которую уже однажды едва не убили…
– Не нужно больше об этом говорить, – прервал его Маджид. – Я подумаю и сообщу вам о своем решении. Только учтите, что я вам все равно не верю до конца. Дадите мне все газеты, и я проверю вашу информацию по Интернету.
– Конечно, – согласился Дроуэр, – так будет правильно.
Маджид поднялся. Немного подумал. Достал из кармана десятифунтовую бумажку и положил ее на стол.
– Это за мое пиво и кофе, – пояснил он. – Я не могу позволить, чтобы вы за меня платили. Не в этот раз. Извините меня. До свидания.
Он повернулся и пошел к выходу. Дроуэр усмехнулся. «Мальчишка», – подумал профессор.
Вечером этого дня он встретился с Бахыш-ханом, который ждал его в небольшом доме на окраине Кембриджа.
– Вы его убедили? – поинтересовался Бахыш-хан.
– Не уверен. Но он начал сомневаться. Во всяком случае, обещал подумать до завтра. Шансы пятьдесят на пятьдесят, но я полагаю, что в конечном итоге он может согласиться.
– Надеюсь, что согласится, – вздохнул Бахыш-хан. – Между прочим, наша версия выглядит не такой уже невозможной. Ведь там действительно не было никаких известных руководителей, только двое вождей племен. Это не тот уровень, ради которого нужно было наносить мощный ракетный удар.
– Об этом нужно было сказать вашим друзьям из военного командования, – резко возразил Дроуэр, – в моей стране эта глупая война в Афганистане вызывает все больше и больше нареканий. Если Тони Блэр решил идти у вас на поводу, это еще не означает, что мы должны нести такие потери.
– Решение принимало ваше правительство, – напомнил Бахыш-хан.
– Под сильным давлением вашего прежнего президента, – парировал Дроуэр. – Хотя вы, наверно, правы. Мы сами принимали такое ошибочное решение, позволяя нашему премьеру втянуть нас в эту изнурительную и никому не нужную войну.
– Что вы сказали ему насчет меня?
– Сообщил о вашем аресте и пообещал, что вас наверняка осудят.
– И как он отреагировал? – нервно спросил Бахыш-хан.
– По-моему, обрадовался. Во всяком случае, я бы не рекомендовал вам в ближайшие десять или двадцать лет попадаться ему на глаза, – усмехнувшись, добавил Дроуэр.
Бахыш-хан негромко выругался, отвернувшись от своего собеседника. Всегда обидно слышать подобные слова, даже из уст союзника.
Ранение в плечо оказалось болезненным. Правда, пуля пробила ему плечо навылет, но главная опасность была не в этом: он едва не умер от заражения крови. Врачи с трудом спасли его, отправив на лечение в Карачи. Там, в больнице, его и арестовали. Еще четыре месяца, раненный и измученный, он провел в тюремном лазарете, рассказывая следователям, где и когда мог получить эти ранения.
Асиф Шахвани всегда верил, что действует правильно. Он сражался на стороне белуджей против иранцев, которые убивали и вешали лидеров белуджей, стремясь не допустить сепаратистского движения на юго-востоке страны в Белуджистане. Он сражался против неверных в Афганистане, взрывал пакистанских чиновников и офицеров, продавшихся Западу в родной стране, и никогда не сомневался в том, что делает. Но когда он получил ранение в спину от талибов и попал в тюрьму на родине, его решимость в справедливость собственной борьбы несколько поколебалась. А когда он вышел наконец из тюрьмы, то узнал, что в Карачи взорвали его бывшего наставника и учителя муллу Мумтаза Рахмани, которому он верил больше, чем самому себе. Асиф не знал, что ему делать. Он даже не мог предположить, что из тюрьмы его выпустили по просьбе американцев, которые собирались использовать этого человека, так и не понявшего, что именно произошло в Кандагаре в прошлом году.
Сначала ему дали возможность попытаться как-то устроиться. Но о смерти Мумтаза Рахмани уже знали не только в Белуджистане, но и по всему Пакистану. Его ученик не имел шансов не только вызвать доверие у своих бывших соратников, но и вообще рассчитывать хоть на какое-то снисхождение. Затем выяснилось, что дядя самого Асифа отказался от него, заявив, что не хочет иметь ничего общего с предателем. Существовать приходилось на оставшиеся деньги, а жить в каком-то небольшом доме, который ему удалось снять за гроши. Так долго продолжаться не могло. Асиф пытался встретиться со своим дядей, ходил к своим бывшим знакомым, но везде его встречали закрытые двери. В полном отчаянии он вышел на улицу, не зная, что ему теперь делать. После перенесенных страданий и унижений это был уже не прежний сильный и уверенный в себя Асиф Шахвани. Теперь это была лишь его тень.
На самом деле вся его беда состояла лишь в том, что он слишком верил своим наставникам и честно сражался во имя великой идеи. Он взрывал и убивал официальных лиц, не задумываясь о том, как будет жить дальше. Вся его дальнейшая судьба казалась ему непрерывной борьбой за идеалы, в которые он поверил в молодости. Так легко было переезжать из города в город, получая нужные документы, деньги, оборудование, технику. Теперь всего этого у него не было. И самое главное – не было никаких накоплений, ведь он убивал не во имя денег, а во имя великой идеи. И если бы ему даже предложили какую-то сумму, он бы с негодованием отверг ее. Разве нужны деньги смертнику, готовому отдать жизнь против неверных. Разве нужны эти материальные символы человеку, готовому на все ради своей борьбы? Но оказалось, что деньги нужны, и едва от него отвернулись его соратники, как он начал попросту голодать. Работать он не умел, устраиваться куда-либо не хотел, а оставшиеся деньги стремительно таяли. У него остались последние рупии, которые можно было потратить на еду. Кроме одежды, которая была на нем, у него больше ничего не было. Даже часы, которые пришлось оставить в тюрьме, когда врач приносил ему дорогие лекарства, чтобы спасти его от заражения крови.