– Что это за штука такая, которая мне так не понравится? – мрачно спросил Элистер.
– Вообще-то если она вам удастся, то о вас будут ходить легенды. Это сначала вам покажется, что… Потому что вам очень хочется еще раз показать мне, что вы готовы рискнуть ради меня жизнью. Но ведь вы это уже сделали. Теперь слушайте.
Рассказ мой был очень недолгим. И в темноте ночи было видно, что глаза Элистера блестят.
– Сигналом о том, что можно выходить, вам будет записка – такие слова, которые можем знать только мы двое. Их немало, что-нибудь вспомню. Ждите. Ждите белого видения, которое появляется, только когда жизнь становится по-настоящему великолепной. Той жизнью, для которой мы созданы.
– Что еще за белое видение? – задумчиво спросил он.
– Так, городская легенда. Я только что ее придумала сама. Но знаю, видение это повинуется только мне, – сказала я и зажмурилась от невыносимой красоты придуманной мной сказки.
Ну, а дальше оставалось немногое.
Тихо тронуть авто обратно на шоссе, в том же направлении – от центра города, набережной, отелей, газонов, музыки и огней.
Посмотреть в глаза человека, которого я очень хорошо и давно знала, и сказать:
– Моему другу угрожает опасность. Он англичанин. Его хотят убить.
И еще одно важное слово.
Еще через полчаса замученный «хадсон» одиноко стоял у дальнего конца Бирма-роуд, я сидела дома под охраной Мануэла и уже нанятого сикха.
А Элистер Макларен, полицейский из Калькутты, исчез без следа.
Следующий день, целиком, я провела в постели или поблизости от нее – отсыпалась, глотая время от времени таблетки. А именно, ASPRO (с неизбежной пометкой «ali British», «полностью британское»). «То, что было невозможно, теперь сделано – останавливает боль через 5 минут, за 60 центов во всех аптеках города». От неврита, невралгии, инфлюэнцы, последствий употребления алкоголя, нервного шока. Инфлюэнца и алкоголь в моем случае были ни при чем, а все остальное – как раз.
В принципе я хорошо знала, что в этот, первый после исчезновения Элистера, день мне надо было проявить терпение. Потому что его отсутствие коллеги еле-еле обнаружили ко вчерашней ночи, а то и к утру (им было не до того, из-за убийства Корки), и только сегодня, то есть на следующий день, Элистера начинают всерьез искать. А дальше так: если моя идея никуда не годится, то его находят именно сегодня, и тогда все очень, очень плохо. А вот если я все правильно придумала… То уже завтра это должно было стать ясным.
Между таблетками я, сдерживая себя, позвонила в «Раннимед», чтобы услышать мгновенный ответ: господина Макларена нет в отеле. Заметьте, ответ был мгновенным – то есть никто не посылал мальчика в его комнату, никто не отправлял того же мальчика в обеденную залу и вообще по всему отелю с колокольчиком и табличкой «г-н Макларен». То есть в отеле очень хорошо знали, что его там нет.
Потом я подумала, что нечего было сдерживаться – с моей стороны будет естественно, если я сделаю еще один звонок, и второй, и третий, и вообще немножко поволнуюсь. Что я с удовольствием и исполнила. С прежним результатом. Пока – все хорошо. Я посмотрела на вспыхнувшие в небесной черноте звезды и пошла пытаться спать. Охранял меня, лежа на раскладушке поперек порога, отставной ветеран полиции Раджиндер Сингх. Что, как известно, означает «сикх Раджиндер» – в полном согласии с правилами этой религии.
Мануэл и Мартина уже очень хорошо знали, что в городе убивают. Так что у Раджиндера в моем доме были одни лишь друзья.
А дальше, на следующее утро, у меня не было иного пути, кроме как узнавать новости из газеты. В том числе и новости – это надо было признать честно – типа «из сточной канавы был вытащен…»
Тут я взяла себя в руки самым серьезным образом. А именно, сложила нечитанную газету в трубочку, кинула ее в корзинку велосипеда и поехала в кабаре, глядя перед собой невидящими глазами.
Потому что если что-то случилось, то оно уже случилось. И ждало меня в корзинке. И подождет еще.
И только за своим столом я собиралась позволить себе развернуть газету и начать читать ее всерьез, каждую страницу.
Но я даже этого не сделала.
Я ведь должна была вести себя совершенно естественно.
Поэтому первым делом я спустилась в залу, где слышалось треньканье рояля и мрачный голос сонной с утра Магды:
– Не трогай эти клавиши, юный Джимми Бойл!
Подросток Джимми – мой собрат-евразиец и сосед по Келавай-роуд (прямо и наискосок, чуть влево) – Магду не боялся никоим образом, более того, он ее обожал.
– Не трогай эти клавиши, наш юный Джимми Бойл, ля-ля, они расстроены… – пропел Джимми и снова сыграл что-то одним пальцем.
– Когда-нибудь он принесет сюда готовую песню… – хрипловато предсказала мне Магда.
– «Не трогай эти клавиши» – это, по-твоему, текст песни?
– А тогда как вам это, тетя Амалия, – мгновенно отозвался Джимми и принялся напевать (и мучить клавиши):
Выдыхается ли жвачка,
Если на ночь прилепить
К изголовию кровати…
Па-па-па…
– Это вам как – текст песни или нет?
– Не трогай классику, Джимми Бойл, – не унималась Магда, – пока не создал свою. И вообще, дай дамам поговорить. У нас контракт с Лимом скоро заканчивается. Надо что-то делать.
– Я бы поискала среди оркестрантов какого-нибудь лайнера. Все прочее уже было. Ведь у тебя там есть знакомства? – мстительно отозвалась я, вспомнив прозвучавшие в этой зале слова «я тебя отпускаю».
– Лайнеры? М-да, – задумалась Магда под моим взглядом. – Это было так давно…
– Год с лишним назад, – немилосердно напомнила ей я.
– А это и есть давно. Вспоминаешь – и как во сне. Но идея хорошая. Потому что на корабле люди особые, там играть сложно. Это требует большого профессионализма. Там тошнит. А еще точнее – просто рвет. Я могу себе представить, как человек, которого рвет, играет на скрипке. Это даже может понравиться кому-то из публики. И он потребует еще. Но на саксофоне – невозможно. И не смешно.
Я поняла, что потерпела поражение, и наконец позволила себе покинуть зал, устроиться за своим столом (и положить на него ноги в шелковых чулках, и даже дать возможность юбке соскользнуть до самого верха этих чулок).
И развернуть «Стрейтс Эхо».
Конечно, большая часть содержания выглядела однозначно – любую заметку можно было озаглавить «Англия, добрая Англия». Было такое ощущение, что газета существует для того, чтобы полторы тысячи англичан на нашем острове не забывали, откуда они родом. А попутно и прочие расы приобщались ко всему, что происходит в метрополии.
Вот главная новость – Англия в восторге: король Джордж впервые после болезни выезжает на улицы Лондона, в карете при четверке лошадей, его встречают на улицах тысячи.