– Амалия, это не он…
– В общем, я была непростой ученицей. Но я найду теперь альбом. И вернусь. Ты слышал? Я получила заказ. За респектабельный гонорар.
…Вокруг моего дома, во влажных сумерках под сплошной лиственной кроной, оранжевые закатные лучи кое-где еще пронзали пространство между ветвями и лианами. Лианы эти, десятками и сотнями, как дождевые струи достигали самой земли и корней громадных, будто из позеленевшего цемента вылепленных стволов.
Дожди, подумала я. Скорее бы начались дожди. Потому что я устала. Потому что когда идут дожди, город замирает, спит под мокрыми ветвями и лианами, среди ползущих по губке земли теплых туманов, или слушает ночной концерт сверчков и рев лягушек.
Но до дождей было еще далеко.
Мартина с надеждой спросила меня, не приготовить ли чего – и я с восторгом согласилась.
Мануэл, от которого пахло газолином, раскладывал на цементной площадке у ворот свои ведра, щетки и тряпки для полировки металлических поверхностей.
Сикх Раджиндер, явно потолстевший на охране моего дома, раскладывал на ночь свою кровать поперек входа.
Все было хорошо, и я уверенным шагом двинулась к книжному шкафу.
Не надо больше никуда ходить, не надо ничего искать. Вот пыльная пачка старых журналов (выкинуть), вот какие-то две брошюрки Махатмы Ганди (на стол их! Как же жадно я буду теперь их читать!).
А вот и он, громадный, тронутый уже плесенью том старинных гравюр.
Нет, это не я была лучшей ученицей католической школы. Это была моя мать, которую я сейчас почему-то не могу вспомнить. Только голос, только руки, только мягкое шлепанье ее босых ног по полу моей спальни.
Конечно, я тоже читала эту книгу, видела эти темно-рыжие гравюры.
Вид с Пенангского холма, на верхушке которого вился Юнион Джек, вид вниз – на плоскую воду, на горы Уэсли на горизонте и на редкий лес голых, невесомых мачт с перекрестьями рей.
Пустой газон будущей Эспланады, уже с первыми колоннадами вокруг, а по газону прогуливается десятка два человечков в цилиндрах и сюртуках (на здешней жаре), у дам – кружевные зонтики.
А вот тюдорианского вида бунгало, где жил чиновник пенангской администрации, который говорил на малайском, открывал в джунглях древние храмы, называл своим именем громадные цветы – а потом создал на пустынном острове город Сингапур. Томас Стэмфорд Раффлз, бунгало его носило имя «Раннимед», сейчас на этом месте отель, джаз и танцевальные вечера, но и бунгало стоит где-то среди гостиничных сараев и пристроек.
А вот…
Холм, высокие облака, очень длинные и стройные наклонные пальмы. Вот он, домик, крытый аттапом, – оказывается, не такой уж домик, а что-то очень большое. Мельница, как следует из курсивного текста под гравюрой.
А еще из него следует, что мельника из китайцев-хакка звали Лоу Ами. Что он снабжал мукой весь город и все заходящие корабли в начале 19 века. Мельница стояла там, где сейчас храм с пагодой Тысячи Будд – в Айер Итаме. А при мельнице у господина Лоу была таверна.
Куда пришел в 1818 году капитан Уэлш, женатый на Саре – дочери Фрэнсиса Лайта (и Мартины Розеллс, добавила я). И там капитан Уэлш ел простой рис и соленую рыбу.
А пока он ел, «люди господина Лоу» развлекали Уэлша танцем с палочками для еды – якобы давно забытым к тому времени особым видом боевого искусства.
Понятно, что «его люди» были вовсе не рабочими мельницы, или не только рабочими. Ведь господин Лоу был все равно что попечителем храма – почетным директором кантонского кладбища. Их тогда на острове всего-то было два, кантонское и хоккьенское.
Но если Лоу был директором кладбища, это означало множество иных вещей, о которых посторонний человек вряд ли бы догадался.
Я начала листать книгу.
И очень быстро нашла то, что мне было нужно. Потому что никто этого особо и не скрывал.
Их называли Ги Хинь, вспомнила я наконец.
Первая «триада», первое тайное китайское общество в Малайе. Перекочевавшее сюда из китайской империи с удивительной быстротой – Ги Хинь конгси появилось в Пенанге с первыми же китайцами, приехавшими работать на англичан. Это произошло в 1790 году, то есть фактически сразу после того, как Фрэнсис Лайт воткнул в мягкую землю острова свой флагшток.
А когда спустя треть столетия Стэмфорд Раффлз сделал то же самое на острове Сингапур, уже через 3–4 года Ги Хинь прочно держало в руках первые китайские улицы будущей столицы Британской Малайи.
Вот только с тайным обществом этим, вспоминала я далее, есть одна проблема: оно исчезло без следа.
Теперь мне стало понятно, что остается только одно.
Терпеливо, упорно писать обещанную Биланкину статью. Потому что нет лучшего способа разобраться, что же и кто от этого тайного общества остался.
В целом это было похоже на то, как мускулистый силач берется за корабельный канат на берегу и очень медленно, очень осторожно, под аплодисменты публики тянет его – и вот стоящий у берега «чайный клипер» вдруг сдвигается с места на один дюйм. А потом разгоняется с удивительной скоростью. Мое расследование вдруг сдвинулось, пусть самым неожиданным образом.
Писать просто, подумала я. Достаточно посмотреть, как это делают другие, и изобразить нечто похожее. Я даже знаю, как начну первый из своих «очерков». Вот так:
«На Бич-стрит, где сегодня торговый рай для жителей Джорджтауна и приезжих, больше нет баррикад.
Но они были там в страшные дни Пенангских бунтов 1867 года, когда европейцы-полицейские привозили на перекрестки бочки с песком, используя их как опору для бревен и досок со строек. Они таким образом пытались огородить, запереть сражающихся в улочках старого города – например, на Армянской улице, где десять дней шли сплошные бои и к каждой стороне подходили подкрепления даже с сиамского острова Пхукет.
Впрочем, не англичане были мишенью воюющих. Во время событий 1867 года альянс тайных обществ – Кхиань Теик и Красного флага – воевал против союза Ги Хинь и Белого флага, воевал за контроль над Пенангом. Точнее, над той его частью, которая английским хозяевам подчинялась только на бумаге. За китайскими кварталами».
Тут я остановилась в задумчивости. Потому что в реальной жизни все было сложнее. Картину путали эти самые «флаги». Они были не совсем китайскими.
На острове, как тогда, так и сейчас, были и остаются редкие малайские деревушки. У коренных жителей этих мест были свои флаги, у кого красный, у кого белый. И когда возникали споры из-за рыбы, под этими флагами малайцы объединялись, разбивались на два союза. Отчего это так – я и сама не знала.
Но понятно, что у китайцев были какие-то мощные связи не просто с малайцами. Вот, допустим, история союза врагов моего Ги Хиня – врагов в лице Кхиань Теик и Красного флага. Вождей тут было двое, китаец Че Лонг и человек совсем другой национальности, Сайед Мохаммед Алатас, все в Пенанге знают оставшийся от него элегантный особняк под акациями. Когда на юге от британских владений, в Голландской Индии, голландцы осаждали Ачех, Сайед был занят нелегальной доставкой оружия повстанцам. Вторая жена его была дочерью человека из рода Кху – а это самое уважаемое из всех китайских имен в этих местах. Кху, с его особой репутацией, был одним из главных зачинщиков войн тайных обществ. Войн, в которых участвовали веревочники, рыбаки и другие малайцы, а еще их братья по мохаммеданской вере – из яванцев, индийцев.