Раздался громкий шлепок, но меня у двери уже не было.
Подставив лицо вентилятору, я попыталась отогнать совсем некстати пришедшие воспоминания.
Мускулистые руки, очень, очень медленно раздевающие меня, глупо мурлычащую. Испанское горбоносое лицо с усиками, улыбка. Лос-Анджелес.
Мой голос: «Я старомодная девушка, поэтому у тебя сейчас будет маленькое препятствие. Но это только один раз, больше оно нам не будет мешать никогда».
Какое там, к черту, препятствие – я его и не заметила, боли не было никакой, только детский восторг: я доставила радость своему возлюбленному, вот он морщится и жмурится, усики топорщатся, он говорит «а-ах» и тяжело дышит, утыкаясь этим невообразимо красивым лицом в мое плечо. Я приподнимаю ладонями его лицо, вижу – он улыбается, и целую эту улыбку, опять и опять.
Да если бы через пару дней после этого он сам достал такой же бич, как у Магды, и начал стегать меня – я бы терпела сколько угодно, лишь бы еще и еще раз услышать это его «ах». Мой прекрасный, мой нежный, мой сильный – первый мужчина в моей жизни.
А через несколько недель – голос несравненного адвоката, обращающегося к своей секретарше: «Делла, как бы нам назвать этот случай в нашей практике – дело восемнадцать раз женатого? Нет, лучше – дело влюбленной наследницы. Госпожа де Соза, от некоторых иллюзий лучше избавляться сразу – иначе пришлось бы избавиться от очень больших денег».
И другой голос, с испанским «р», в зале суда, на прощание: «Да, и еще кое-что: тебе надо, что ли, поездить полгода на велосипеде – слишком мягкие бедра, не мой вкус».
Мой бывший супруг. Или – мой супруг, которого как бы никогда не было, раз уж брак признан недействительным, деньги мои остались в неприкосновенности, и судья поставил на этом точку ударом своего молотка.
– Ну, мы тебя не очень смутили? – раздался голос Магды, которая, оказывается, уже некоторое время сидела, завернутая в халат, в кресле напротив. – Не вижу большой проблемы постегать немножко своего мужчину – не так уж часто приходится трудиться в последнее время. К сожалению. Прости, дорогая. А когда кто-нибудь в процессе еще и вкатывается в дверь – так это у некоторых вызывает просто восторг. Так что ты как раз ускорила события… Ну, не буду, не буду. Что случилось? Филиппинцы устроили бунт? Хлыст могу взять с собой, в футляре для саксофона.
– Нет, Магда, – наконец смогла что-то произнести я. – Мне нужен Стайн. Ну, ты же привела его тогда ко мне. Вы общаетесь, верно?
– Ну, клуб пловцов «Танджун Бунга», да, конечно, – рассеянно кивнула она.
– Вот. Может быть, ты его попросишь посмотреть в библиотеках тех клубов, которые ему доступны, включая библиотеку полиции, одну книгу. И не саму книгу, а формуляры. Там написаны фамилии людей, которые брали эту книгу. Мне нужны эти фамилии. Ему стоит только приказать какому-нибудь констеблю составить список. Соври что-нибудь, что угодно, скажи, что это поможет мне… помочь ему. Я помню его предложение и скоро сделаю все, что ему надо – но сначала формуляры. И придумай, где бы нам с ним встретиться так, чтобы не помешали.
У рта Магды, с чуть размазанной помадой, появились складки. Бледные веснушки обозначились чуть яснее. Я поняла это так, что Маг-да думает и при этом почему-то волнуется.
Думала она долго. И ответила неожиданно:
– Дорогая моя, ты не очень огорчишься, если я скажу свое резкое «нет»? Да, ты огорчишься. Да, я понимаю, что не следует мне осложнять отношения с тобой. И я хорошо вижу, как для тебя это важно. Но мне просто придется отказаться, по весьма серьезным причинам. Потом я тебе все расскажу, но сейчас – никак. Мне очень жаль, дорогая.
– Ничего, – вяло сказала я и пошла вон. Магда жалостно смотрела на меня, подперев острый подбородок костлявыми кулаками.
На Чулия-стрит я поняла, что не могу сесть в седло – упаду. Прошла несколько шагов рядом с велосипедом.
У меня уже не мягкие бедра.
Но, несмотря на это достижение, я в глухом тупике. И даже лучшие друзья двинуться дальше мне просто не дают. От меня шарахаются. Я не великий сыщик, я никто.
Двоящееся лицо врага промелькнуло в моей памяти. А если я ошибаюсь – и есть какое-то еще, третье лицо? И что мне делать, если я не могу дальше сделать и шага вперед?
Уличный торговец едой широким жестом пригласил меня к своей тележке. Пуллер рикши, глупейшим образом не желая замечать мой велосипед, подогнал ко мне свою колесную повозку, призывно откидывая ее кожаную занавеску. И не желал отвязываться. Нет уж, не дождешься, близко я тебя не подпущу – особенно сейчас и особенно в безлюдном месте.
Я начинала закипать бессильной яростью – такой, в которой Элистер разгрохал рикшу о каменную колонну. Что, как мне сообщили, было даже занесено в протокол.
И тут мой взгляд упал на маленькую табличку.
Начищенную, сверкающую табличку на передней панели рикши, там, куда пассажир ставит ноги.
На табличке виднелись цифры номера. Номера рикши.
Я мысленно ахнула, села на велосипед и поехала к Бич-стрит (пуллер, к счастью, отстал).
Как же все просто. Убитый в своей комнате Корки уже неделю как сделал бы все, что тут требовалось.
Вот я и снова птица, я лечу на жертву, мои перья зловеще отливают металлом. Жаль, потому что жертва – наверняка на редкость симпатичный мне человек. Если бы этот человек не убивал.
Я пробиралась в толпе на Бич-стрит, пересекая уходящие дугой вправо трамвайные пути, прямо к зданию полиции. Все к тому же сикху.
– Не застала инспектора Джошуа дома, – сообщила я ему. – Позвоните, пожалуйста – очень срочно.
И снова сикх начал двигать рычажками, говорить что-то в трубку.
Тамби, длинный, тонкий, с ввалившимися щеками, появился между колоннами входа, увидел меня и изменился в лице.
– Я не могу сейчас с тобой говорить, Амалия, – сквозь зубы пробормотал он.
Не-ет! Я рванулась к нему и сказала свистящим шепотом:
– Вегетарианский ресторан в первом квартале на Биче, тамильский. Срочно. Сейчас. Очень важно. Важно для тебя.
– Не могу, – повторил он, и лицо его исказилось.
– В туалете, Тамби. Я зайду в туалет с заднего входа. Там же и выйду. Никто не увидит. Быстро, сейчас.
Он в отчаянии кивнул – какое счастье! – и скрылся во тьме входа.
Тамби, дорогой, это подвиг. Но – ты же знаешь, что я доберусь до тебя рано или поздно. А дальше – мне много не надо пока: ты ведь и понятия не имеешь, что дело о разбитой рикше имеет какое-то отношение к тем самым убийцам. Для тебя это просто инцидент, грозящий буйствовавшему англичанину штрафом (если англичанина поймают). Мелочь.
А дальше – дальше добраться до ассоциации пуллеров, дать кому угодно денег, чтобы он навел там справки. Создать себе филиппинскую гвардию, которые ходят везде и всех расспрашивают – и все как один с тромбонами. Что угодно. Отступать уже некуда.