Любимый жеребенок дома Маниахов | Страница: 37

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— О, Бог голубого неба, ты отправил его в Куфу, в теплые руки Бармака и его ведомства, — понял я. — Давно?

— Возможно, десять дней назад.

Десять дней… Догнать за неделю, два дня на расспросы, неделя обратно. Анна. Ее глаза. Сыр. Жеребенок.

— Что же он сказал насчет… насчет других шпионов Абу Муслима в империи? — я был, кажется, готов начать грызть ногти.

Халид помолчал, развел руками и произнес несколько фраз, по которым я в очередной раз вспомнил, чей передо мной сын:

— Придется звать к ужину того, кто вел с ним долгие приятные беседы… но зато не придется задавать тебе, Маниах, невежливый вопрос о том, что ты вообще делаешь в империи. Кстати, я и не стал бы его задавать — мне и правда это не так уж важно знать. Хотя — знание успокаивает. Ты, значит, интересуешься шпионами Абу Муслима по ту сторону границы. Это же очень хорошо. Я бы даже помог. Но не вижу, как.

— М-да, — сказал я, чуть улыбаясь. — По ту сторону границы есть люди, которые никак не хотели верить, что я приехал в империю просто отдохнуть и поесть удивительно вкусной рыбы. А по эту сторону никто не поверит, если я и вправду захочу стать наставником этих очень симпатичных юных гениев — и зря, потому что мне бы это занятие было приятно. Что ж… Расскажу тебе историю. Она может, кто знает, пригодиться, раз уж ты живешь по соседству с Абу Муслимом, и кто-то несведущий мог бы даже назвать тебя его лучшим и самым верным эмиром. История очень странная…

Начиналась эта история, как это ни удивительно, именно так, как я рассказал накануне Феоктистосу. То есть, по сути, со второго уже моего побега из собственного самаркандского дома — пусть с намерением заодно проверить, все ли хорошо у нас в торговом доме в столице великой империи! «Врать лучше всего правду», говорит мой братец, так безвылазно и сидящий в Самарканде. Просто Феоктистосу я соврал первую половину правды, а сейчас Халиду было бы интереснее услышать вторую половину.

— И вот тут начались странные вещи, — приступил я к финалу рассказа. — В торговом доме…

Тут Халид кивнул, как бы говоря: «знаю, что это за торговый дом и чем на самом деле занимается».

— …там все было относительно хорошо ровно до моего приезда. Я приехал — и начали происходить странные вещи. Включая такую: я послал людей расспрашивать про человека с сожженным лицом. Как у исчезнувшего Хашима. Прошел слух, что на представлении в Никомедии, недалеко от столицы, какой- то иноземец играет, представь, демона. Со страшным таким лицом, которого как бы и нет, одни ожоги. Почему бы не расспросить о нем, если человек выступает открыто, перед людьми в амфитеатре? Но мои посланцы, один и другой, оказались убиты. И тут выяснилось, что для действительно серьезной работы в городе у меня нет нужных людей.

Халид высоко поднял брови.

Я раздраженно дернул левым плечом:

— Халид, друг мой, могу только напомнить, что когда я приехал два с лишним года назад в Мерв… и твой великолепный отец подобрал меня буквально с коврика у городских ворот, подобрал в очень жалком состоянии, с раной в спине… то мне пришлось восстанавливать в вашем Мерве все с нуля. Чего я тогда не умел еще делать, кстати. Иногда бывает и так. Стыдиться таких вещей будем позже, когда исправим их. Так вот, наш торговый дом в городе Константина — это, по большей части, просто торговый дом. Очень большой. Умеющий охранять свои товары и своих людей — как многие другие торговые дома. Но времена меняются, и если тут работают шпионы Абу Муслима — да что там, Хашима, будем уж честными — надо браться за дело всерьез.

— Так-так, ведь где-то этот Хашим должен быть, — заметил Халид. — А работать демоном перед амфитеатром зрителей — в самый раз для него. Не надо ничего изображать.

— Но дальше мне надо было что-то делать полтора месяца, — продолжал я. — А если попросту, то скрываться. Пока кое-кто приедет с подмогой из Самарканда. И что бы ты сделал в такой ситуации?

— Мне далеко до тебя, дорогой Ястреб, — сказал Халид. — Таких ситуаций пока у меня в жизни не было. Ну, хорошо — я уехал бы куда-нибудь. И сделал бы так, чтобы о моем логове не знали даже мои люди.

— Отлично. Не бойся оказываться в таких же ситуациях — у тебя правильные мысли. Я попросил подготовить коня на все случаи жизни — вон он, у тебя в лагере. Деньги. Переводчицу понадежнее. Не стал говорить, куда собираюсь, да и сам решал на ходу — Фессалоники, Трапезунд, что угодно… Вышел бы из дома и поехал. Но тут мне встретилась замечательная…

Я перевел дыхание.

— …личность, и сказала: мы едем сегодня на край света, и как я была бы рада, если бы вы были с нами… И чего же вам лучше? Целая компания, я в толпе. Они уже собрались и никому не успеют рассказать про меня. Никто не знает, куда ты едешь — да я же и сам не знал, куда вся эта компания держит путь! А если бы знал — что это за Юстиниана такая? Где она вообще? Но ты сейчас рассказываешь мне, что уже через несколько дней после этого шпибн Абу Муслима загадочным образом узнает, что некто Ястреб оказался в городке, о котором никто в столице и не слышал — вот это здорово, дорогой мой Халид! Давай же мне твоего мастера задавать вопросы!

Он обнял себя за плечи руками в широких шелковых рукавах, прижав подбородок к груди. Ему было интересно, это вне всякого сомнения.

— Если я буду жив, и в Мерве, то хотел бы узнать о результате всей этой истории, — сказал он наконец. — Ну, и отец тоже заинтересовался бы.

Халид поставил чашу с вином на ковер. Нет, он не хлопал в ладоши. Он просунул одну руку в складки палатки и, как я понимаю, щелкнул пальцами. Этого хватило.

Рис с шафраном был нежен и мягок — почти так же хорош, как плов Самарканда. Мясо было удивительно — в чем они его вымачивают, в вине или масле, или в том и другом одновременно? Вино появилось уже другое, черное и очень суровое, напоминавшее о перезрелой ежевике. Хлеб, сделанный по иранскому обычаю чуть сладковатым, казался необычным, но почти уместным. И главное — это все-таки был хлеб, настоящий хлеб, какого я не пробовал с самого Самарканда. Хозяин был мил и весел, развлекая меня историями о проснувшемся Иране, лучшие юноши которого шли теперь писцами и другими администраторами в оживающую империю наследников Пророка. А еще Халид поделился открытием: в такую жару, как сейчас, очень приятно, когда по твоему лбу проводят прохладной девичьей рукой. А отчего она не ледяная, а прохладная — девушка держала ее в ручье или просто полила на руки из кувшина — это знает только она. И вообще, война иногда бывает почти так же приятна и увлекательна, как охота, особенно если не надо воевать.

Все было хорошо на этих шелковых подушках, кроме одного. Приглашенный Халидом милый, вежливый и застенчивый мастер задавать вопросы — иранец, естественно — как выяснилось, не слишком интересовался у шпиона Абу Муслима подробностями его жизни в великом Городе. Все, что я знал к концу ужина — что в Городе есть еще несколько его коллег, больше трех, но меньше десяти, что бы это ни значило. И что там есть кто-то еще, другие шпионы, с которыми эти новички в сложных отношениях.