Наконец, я понял, почему смертельная доза чистого никотина обозначается как угодно, где — шестьдесят граммов (что вообще ни в какие ворота не лезло), а где — десять миллиграммов. Одно дело, если человек попал рукой в сульфатный раствор, и совсем другое — если…
Вот оно. Чистый и дикий случай.
«В 50-х годах прошлого века врачи Дворжак и Хейнрих, работавшие в Вене у К. Шроффа, приняли без его ведома вначале более 2 миллиграммов никотина, потом по 4,5 миллиграмма».
Ну, это уже не прошлый век. Это позапрошлый. И это не британские ученые, герои анекдотов. Это, как ни странно, немцы или почти немцы, то есть австрийцы. Какая тут связь? А неизвестно.
«Первая доза вызвала резкое раздражение и жжение языка. При увеличении дозы усилилось слюноотделение и возникло ощущение, что в желудке и пищеводе скребут щеткой. Наступило сильное возбуждение, жар, сильная головная боль, частичная потеря сознания. Раздражал свет, ослабел слух (уши были будто заложены ватой), дыхание стало затрудненным, появилось чувство скованности, словно в груди застряло инородное тело. Через десять минут после начала опыта побледнели лица, черты исказились, не было сил держать голову прямо, руки и ноги стали холодными как лед.
Озноб начался с пальцев рук и ног и затем распространился по всему телу, по прошествии двух часов начались судороги. Врачи чудом остались живы».
А вот и абсолютно смертельная доза, в случае приема чистого никотина через рот. От шести до восьми миллиграммов. Три-четыре капли.
Я оторвался от экрана и огляделся. Нашел пустую и чистую (Германия!) пепельницу и с удовольствием закурил. Дым белым призраком поплыл в гулкую пустоту.
Я сидел в безлюдном холле того, что когда-то было средневековым каменным амбаром. Где-то здесь живут и поляки, но сейчас они на работе. В амбаре я, попросту, был на данный момент единственным обитателем.
Где-то на виноградниках уютно урчал мотор. И больше — ни единого звука вокруг.
А ведь это серьезные ребята, подумал я, возвращая взгляд к экрану. Конечно, сейчас, пока я просто изучаю токсикологию по Интернету, меня здесь не обнаружат, зато потом…
Это кем же надо быть, чтобы живому человеку устроить… как это — когда скребут щеткой по пищеводу?
«…нервный яд, действующий в первую очередь на ганглии вегетативной нервной системы, сначала возбуждая, а затем парализуя их. На центральную нервную систему действует также двухфазно. Поражает сердечно-сосудистую систему. Возможно прямое действие на сердечную мышцу и ткань сосудов, а также влияние на обмен биогенных аминов. Обладает некоторым местным раздражающим действием. Хорошо проникает через кожу».
Лечится анабазином.
Нет, не это важно. Вот самое главное.
Десять минут после начала опыта. То есть десять минут до появления первых симптомов. И смерть — через полчаса. Но ведь это совсем не то, когда делаешь глоток — и в ту же секунду падаешь. Значит…
А еще важнее — вот это, уже упомянутый острый запах и резкий вкус.
Интереса ради я набрал сочетание слов «вино» и «яд» и какое-то время изучал результат.
«Красное вино, мощно интегрированное в быт английских имущих классов, было, наряду с какао, кофе и лекарствами, одним из самых распространенных способов маскировки яда в арсенале викторианских отравителей. Но кроме того, вино было ядовито и само по себе».
Почему только викторианских? Но с Интернетом не поспоришь.
Мышьяк, который не имеет запаха. Ну да, это удобно. Симптомы отравления мышьяком легко было спутать с симптомами холеры… очень интересно, и при чем здесь наш случай?
Самый знаменитый случай отравления вином — это смерть папы Александра VI в 1503 году. Папа, замыслив отравить троих кардиналов, выпил заготовленное для них вино по недосмотру кладовщика, которому было доверено хранение отравленных бутылок.
А, да нет на свете ничего, лишенного вкуса и запаха, — у мышьяка, оказывается, есть тонкий металлический привкус. Мадлен Смит отравила своего любовника, добавив мышьяк в какао, доктор Уильям Палмер подмешал яд в виски, а адвокат Гарольд Гринвуд отравил жену, добавив пол чайной ложки мышьяка в бутылку бургундского. Но привкус металла — небывалая нотка в винном букете.
Во вкусе, а не в букете, сказал я экрану. Не путайте нос и рот.
Дальше пошел просто бред. Сладкий вкус в вине, понимаете ли, исторически самый популярный. И римляне уваривали виноградный сок до состояния сиропа путем кипячения его в свинцовых сосудах. Один из симптомов отравления свинцом — потеря репродуктивных способностей. Свинцовые водопроводы и подслащенное свинцом вино — одни из главных причин низкой рождаемости в Древнем Риме.
Тим Скотт вряд ли имел шанс потерять репродуктивные способности.
Ну и — в семнадцатом веке во Франции отравление свинцом носило название «колики Пуату», поскольку виноделы Пуату добавляли окись свинца в вино для смягчения его вкуса. В Англии для подслащивания вина и сидра использовались свинцовые гири, которые опускали в бочки на веревках. Рецепт приготовления вина со свинцом встречается в поваренной книге восемнадцатого века «Универсальный повар» Таунсенда. Свинец запрещен к использованию в виноделии с того же восемнадцатого века. Точка.
Больше никаких технологий изготовления вина, где был бы хоть намек на яды, тем более — быстродействующие, не выявилось. Да я как-то и без поисковых систем это знал.
Что ж, есть с чем ехать в Зоргенштайн.
— Сергей, ты все еще куришь свои мексиканские сигары? — спросил Альберт, приведя меня в сельский ресторанчик с множеством простых радостей, типа картофельного пюре, политого другим пюре — яблочным, что хорошо идет к тонким колбаскам.
— Бывает, — признал я, — но сигара — это все-таки символ победы. А нам как-то до победы далеко.
— Какая там победа, — потряс щеками Альберт, а потом поднял на меня голубые грустные глаза. — У меня упали продажи в местных магазинах на три процента за неделю. Хотя при чем тут я, вроде бы. У всех общее ощущение — что нас теперь можно брать голыми руками. Мы все стали дешевле.
— А Фриц будет со мной говорить?
— Трудно. Я сказал, что ты — винный аналитик, что всего лишь правда, но будь готов к встрече с полицией. Он сказал, что лучше встретиться не в замке. А там посмотрит.
Я мог бы сказать Альберту, что полиция меня ждет, так что тут проблем никаких. Но дело было в том, что я не имел ни малейшего желания вот так сразу начинать разговор с полицией.
— Фриц говорит по-английски?
— Как и все мы. Да, и он все-таки хочет знать, какие будут вопросы.
— Самые простые. Я хочу знать, как прошла дегустация до того самого момента. Кто где сидел, что сказал. А разговор о технологиях — боюсь, что он тут неуместен. Дело явно не в вине. А в том, что туда добавили.
Тут Альберт как-то странно усмехнулся.