Еще в отделанных шоколадным деревом дверях «Колизеума» я обратила внимание на очередную любимую Дебби акцию — потереться на ходу бедром о плечо сидевшего на своем привычном месте инспектора. А потом она сделала несколько шагов вверх, по лестнице, туда, где были комнаты, оглянулась и бросила на инспектора взгляд.
Он явно удивился — а тут еще увидел меня, наблюдающую от дверей за происходящим. И попросту замер.
Но я, поймав его взгляд (затравленный, если это слово применимо к мужчине такого калибра и стиля поведения), еле заметно кивнула головой — и еще раз кивнула — а потом прошла вправо, к эстраде, где Магда и один из музыкантов оживленно тыкали пальцем в клавиши, иллюстрируя этим свою беседу.
Робинс еще поколебался — и, посмотрев на часы, через некоторое время последовал за Дебби.
А я, подходившая к Магде, поняла, что жить теперь стало легче. Да, я могла в какой-то момент свихнуться от тайных призывов своей недостойной женской натуры — но почему, почему я обязана была делать это здесь и сейчас, и именно с Робинсом? Да никогда я не смогла бы осилить даже первый шаг вверх по лестнице. Проще было выскочить на улицу, с нервным смехом упасть на сиденье «испано-сюизы» и покинуть город, даже если бы это означало позорный провал моего тайного задания.
Так что Дебби попросту спасла меня, нагло решив эту мою постыдную проблему — правда, полюбить ее за это было бы уже слишком.
Вместо проявлений любви я в тот же вечер задала ей вполне невинный вопрос: откуда она родом, что у нее за произношение? Это, конечно, не самый вежливый, а иногда и очень острый вопрос для любого англичанина.
— Не Кембридж, а только Бирмингем, — чуть заносчиво сообщила она, готовясь к отпору.
— В общем, Мидленд. Отлично. Вы знаете, Дебора, у меня, возможно, для вас деловое предложение. Означающее деньги, естественно. Вы можете читать по бумажке кое-что один раз в день в течение пятнадцати минут?
По-моему, она согласилась с каким-то особо извращенным удовольствием, и вот теперь рассказывала мне и всему городу, что китайский парламент грозит державам вовсе отменить экстратерриториальность. Глава МИД Китая — С. Т. Ван — ведет активные переговоры по этой проблеме. Британия хочет сохранить за собой консульскую юрисдикцию в Шанхае, Кантоне, Тяньцзине, Нанкине…
Эту новость я выслушала с некоторым интересом, размышляя о том, какая интересная штука — британский суд, который и дальше будет судить британца, где бы тот ни находился — даже в нынешней китайской столице Нанкине. Если, конечно, удастся уговорить господина Чан Кайши и его парламент.
— Британия — лишь пятая воздушная держава мира, — с плохо скрываемым удовольствием произнесла Дебби из-за обтянутого бежевой тканью полукруга репродуктора. — Вследствие общей экономической ситуации численность военных самолетов урезана до предела.
И продолжила чтение рейтеровских телеграмм, имевших к этой теме какое-то отношение. Рассказала о том, что «Империал Эйруэйз» получили право открытия рейсов до Милана, Римини и Бриндизи. А дальше можно было думать о полетах в Египет. Откуда авиация уже не раз летала на юг. Маршрут самолетов от Каира до Кейптауна — это всего лишь 27 посадочных станций на пути, и вот целый континент уже позади.
Передача продолжилась разговором об авиации в Китае: при господине Чан Кайши Эта страна быстро переставала быть цивилизацией рикш. Американцы хотят открыть там почтовую линию. С германской помощью правительство готовится проложить маршрут Нанкин — Берлин. «Юнкерсы» уже находятся поэтому в Шанхае для испытаний. Британцы тоже пытаются проникнуть на китайский рынок, но безуспешно, — с мрачным удовольствием добавила Дебби.
Затем она прочитала зачем-то краткую информацию о том, что предстоит спуск на воду нового японского авианосца «Рюито», водоизмещением в семь тысяч тонн, на церемонии в Йокогаме будет присутствовать император. (Ну и пусть спускают — кого волнуют японцы?). И вновь вернулась к британским новостям о том, как премьер-министр Болдуин ругается с лордом Бивербруком, бароном прессы. При этом неясна роль лорда Ротермира или позиция Черчилля, который уже примерил за свою биографию шляпы либерала и консерватора и теперь не знает, за какую сторону конфликта ему выступить.
Просить второй стаканчик чая было бы, пожалуй, чересчур — не говоря о том, что точно такого чая не будет уже никогда, что-то уже изменилось — или чай, или я сама, посетила меня философская мысль.
Новости завершались первыми — первыми! — в нашей практике коммерческими объявлениями. Одно оплатил загородный отель «Грасслендз» — слева от Ампанг-роуд, у самых скачек. Только для европейцев, первоклассная кухня, теннисные корты, гараж. 4,50 доллара в день, 125 долларов в месяц. Телефон — 974.
А второе объявление было частным, его оплатило местное спиритуалистское общество во главе с мисс Даффодил — общество сообщало о приезде в город некоего визионера, профессора Брауна.
— Вы не представляете, в какой ярости господин библиотекарь, — пробудил меня от задумчивости вернувшийся Робинс. — Оказывается, к поимке этого похитителя мотоциклов готовились несколько месяцев, еще кого-то подстерегали, у них тут в процессе подготовки начали пропадать пачками ценные агенты — и вот негодяя почти взяли, и упустили, благодаря этой чудо-машине. Все, забирайте ее, она снова ваша. Вы спешите обратно?
Я очень спешила.
— Тони, у меня мало времени. Пожалуйста, пожалуйста, дайте мне то, что у вас есть, любые выводы о нашем поэте. Магда? Как его рана?
Это был ужин, под скрипку и кларнет бэнда, в сторону которого иногда снисходительно посматривала Магда. Тони, поспав после прогулки в кресле и обеда, чувствовал себя отлично, сидел прямо, в отглаженном боем-коридорным пиджаке и цветном шейном платке. Бой-официант в свеженьком мундирчике подавал ему еду с трепетом: клиент отвечал на кантонском диалекте!
— Для начала, — сказал Тони, — расскажу вам историю, которой на самом-то деле уже несколько дней. И только сейчас, увидев в очередной раз этого патриотического аннамита, и вообще подумав — я понял, о чем тогда, несколько дней назад, шла речь и что сейчас происходит. Итак, дамы, история ареста клоуна Гу. И не перебивайте меня, это не просто имеет отношение к делу, а отношение прямое и серьезное.
Тут Тони покрутил головой в изумлении.
— И ведь я наверняка мог видеть эту замечательную личность, господина Гу. Он славился тем, что умел убивать, не оставляя следов. Но Зеленая банда… я говорил вам о том, что это такое?
— Да, — сказала я. — Вы говорили, что ненавистный вам генерал Чан Кайши в молодости, до того, как сам пошел на службу к Гоминьдану, доктору Сунь Ятсену и так далее, работал в Шанхае на Зеленую банду.
— Да, мадам Амалия. Да. И вот 1925 год, умирает доктор Сунь, через полгода после этого я бегу без задних ног из Кантона, где Чан Кайши как-то незаметно забрал всю власть в лапы — бегу в свой
227 последний приют на китайской земле, в Шанхай. Знал бы, что меньше чем через два года гражданин Чан возьмет и Шанхай, и большую часть Китая впридачу — сразу же пошел бы на пристань… А так — Шанхай, Зеленая банда, были и другие, но как легионер я общался именно с этой.