— Спасибо вам, Мастер Чэнь, — сказал ему Тони.

ПО ТУ СТОРОНУ ЗЕРКАЛА: КАК ДЕЛАЛАСЬ «АМАЛИЯ И ГЕНЕРАЛИССИМУС»

Магда, может быть, и могла сказать, что время делает бриллианты и ржавчину — но на самом деле эти слова принадлежат другой замечательной женщине, Джоан Баез, за две, по крайней мере, песни которой Америке можно простить многие, очень многие из сделанных этой страной глупостей и гадостей.

Другую замечательную женщину читателям, наверное, и совсем трудно разглядеть, хотя она в этой книге присутствует на каждой странице. Это та, с которой все начиналось — точнее, с одной песни, с неповторимой интонации, которая выдает человека с головой. С нервного и тонкого характера, который так интересно реконструировать по тому, как человек создает музыку (или пишет, или водит машину, или играет в карты). Начиналось все с Амалии Родригеш, королевы фаду из Лиссабона, которая, к сожалению, никогда не бывала на берегах Малаккского пролива.

Эта книга получилась столь непохожей на «Амалию и Белое видение» по очевидным, вроде бы, причинам — хотя бы потому, что люди меняются. Ни одна женщина не может находиться в состоянии трепетной влюбленности всю жизнь (а на этом трепете держалась вся первая книга проекта «Шпион из Калькутты»). И все-таки «другая Амалия», которая — из «Генералиссимуса», появилась во многом из-за того, что я не без изумления узнал множество вещей про Амалию Родригеш — настоящую, и даже, честно говоря, испугался того, к чему случайно прикоснулся.

Если простые слова и звуки так трогают сердца, то за ними всегда стоит какой-то удивительный человек. Амалия Родригеш создала для своих соотечественников целую эпоху, целый мир потому, что была человеком умным и невероятно талантливым, который никогда не брал просто так любые слова и музыку. Это не поэты и музыканты создавали ее, а она создавала их, работая с ними. А какие-то слова или строки принадлежат и ей самой.

«Я никогда не пойму, чьи глаза на самом деле смотрят на меня с той стороны зеркала» — это сказала не Амалия де Соза, а Амалия Родригеш из Лиссабона. И этим задала тональность всей книге. Спасибо ей.

А за очередные уроки португальского — Елене (я знаю ее под фамилией Виксне), которая нашла в Лиссабоне то, чего еще не нашла Амалия де Соза.

Великого поэта Дай Фэя никогда не существовало. Отрывки из стихов, вошедшие в эту книгу, принадлежат нескольким китайским поэтам 20-х и 30-х годов — хотя, признаем, многие строки появились и помимо них. Стихотворение о цветах коричного дерева — это Лю Баньнун, а «какие странные зарницы» — Цзин Кэцзя. Деревья с корнями, которые переплелись под землей, и строки о мостах — из Ай Цина. «С лотосом сладкая каша» принадлежит Чжу Цзыцину. Наконец, стихотворение о девушке, которая несла грусть, как гвоздику, — это знаменитый символист Дай Ваншу, который, как нетрудно догадаться, дал фамилию Дай Фэю. Имя — «полет» — родилось уже как бы само по себе.

До сих пор не знаю, можно ли брать строки реально существовавших авторов и приписывать их фантому. Наверное, нельзя. То есть наверняка нельзя. Но то было на редкость увлекательное занятие.

Все эти строки из одной книги, ждавшей своего часа на моей полке — «Сорок поэтов. Китайская лирика 20–40 годов», вышедшей в Москве в 1978 году (интересно, сколько экземпляров ее сегодня существует на свете — а вдруг всего один?). Собрал их и перевел Л. Е. Черкасский. Сердечное спасибо этому замечательному человеку. Без него те в нашей стране, кто не владеет китайским, вряд ли узнали бы даже о существовании целой плеяды поэтов, которые писали удивительные стихи в удивительное время — среди них не было только Дай Фэя.

Хотя — кто знает? Может быть, теперь он уже… был? Или лучше сказать — «есть»?

Куала-Лумпур, блистательная столица сегодняшней Малайзии, нагромождение хрустальных небоскребов и многоэтажных автострад, мало похож на то, что открылось мне после долгого изучения облика города в 1931 году. В этих поисках помогал мой старый знакомый, один из лучших, если не лучший архитектор Малайзии Джимми Лим и его друзья — группа работников фонда «Наследие» во главе с Элен Кардозу (дама той же, кстати, национальности, что и героиня этой книги). Я бесконечно им благодарен за искренний энтузиазм и терпение.

В домике, где расположен фонд, я провел множество приятных часов, и в результате перенес туда массу происходящих в романе событий. Его адрес сейчас звучит в соответствии с малайской орфографией так: улица Стопор, дом 2. По крайней мере одного из героев «Амалии и генералиссимуса» вы и сейчас, возможно, там обнаружите, где-нибудь на лужайке — это кот сомнительной внешности по имени Картер Безымяу. Хотя если он при ближайшем рассмотрении окажется кошкой, то я не удивлюсь. Общаться со мной он не желал, у меня были мои альбомы и бумаги, у него — другие дела.

В «Колизеуме» нет деревянного балкона-галереи над баром — но, поскольку он очень нужен был Тони… Хотя не удивлюсь, если в 1931 году балкончик был. Оба «Колизеума», кинотеатр и плохо выглядящее кафе с гостиничными номерами наверху, и сегодня стоят на своем месте, только Бату-роуд носит имя Туанку Абдул Рахмана. Старый центр города, включая паданг, башню, клуб, церковь и китайские кварталы, тоже никуда не делся. А вот самое замечательное здание Куала-Лумпура, орудие медленного убийства — «дом Бока», года два назад было снесено (с полного согласия наследников господина Бока), сейчас на его месте строят очередные рвущиеся в небо башни.

Истории о старом Куала-Лумпуре можно найти в нескольких книгах Дж. М. Гуллика. А еще есть воспоминания Дж. Робсона — J. Н. М. Robson, Records and Recollections (1889–1934), reprint 2007, KL. Который, как легко догадаться, и сам переселился в результате в «Амалию и генералиссимуса», с небольшой переменой в имени. Ну и, конечно, полицейским он не был — он владел газетой «Малай мейл». Наконец, существует сборник рассказов и зарисовок Ральфа Моддера — Ralph Modder, The Red Cheong-sam, который еще можно найти на полках книжных магазинов Куала-Лумпура и Сингапура. Там, в частности, содержится масса полезных сведении о жуликах и бандитах 30-х годов, включая г-на Вонга, организатора вполне реального убийства ювелира Картрайта.

Абсолютно реальна и история арестов агентов Коминтерна в Британской Малайе весной 1931 года — другое дело, что основные события происходили все-таки в Сингапуре. Здесь надо упомянуть предоставленную мне российским малаистом, доктором Владимиром Тюриным, редкую книгу Harry Miller, Menace In Malaya, в копии, 50-х годов. И, если хорошенько вспомнить, то это Тюрин подал изначальную идею — написать об этом знаменитом деле агентов Коминтерна.

Профессор Кху Кей Ким из Университета Малайзии, возможно — самый уважаемый в этой стране историк, подарил мне немало своего времени, расставив множество важных точек над «I» по части симпатий той или иной части тогдашнего общества к коммунистам, гоминьдановским националистам и так далее.