Фрост вытер взмокшее лицо руками. Беда была в том, что Кузя сидел прямо за ними и прекрасно слышал его циничные разъяснения Артему. По сути, Фрост сам, лично сказал: вот он я — тот, кто отберет у Виктории все до копейки. И вот как я это сделаю! И хрен кто мне помешает.
Корней повернулся к адвокату:
— Может, ты ему что-то скажешь?
Павлов кивнул:
— А знаешь, Корней, скажу…
И тогда Нафаня сжал губы в ниточку и решительно намотал слишком длинный шнур на кулак:
— Вы уже ничего не скажете, падлы!
Артем видел все ясно-ясно, словно разглядывал весь процесс на расстоянии локтя. Нафаня рванул за шнур, взрыватель дисциплинированно пыхнул — и… все. Смертник нагнул голову и замер, словно ребенок, разглядывающий, что такое теплое и пахучее вдруг оказалось в его штанах. Поднял голову и непонимающе уставился в пространство перед собой.
— Где марганцовку и глицерин покупал? — прищурился Артем. — На Ле Круа?
Смертник растерянно кивнул.
— Тогда понятно, — сочувственно цокнул Артем. — Европа давно научилась предохраняться от таких вот доморощенных террористов, как ты.
Рядом заворочался совершенно мокрый Фрост, и Артем брезгливо отодвинулся. Пока все это происходило, медиамагнат все время жался к его плечу, а касаться мокрого олигархического тела было неприятно.
— Как это? — все никак не мог смириться с ужасом фиаско смертник.
Артем улыбнулся:
— А все просто. У них в аптеках и марганцовка не марганцовка, и глицерин не глицерин…
И лишь тогда уже очнулась охрана. Они вскочили, рванулись к Нафане, подбили его под ноги, начали крутить руки…
Кузьмин, несмотря на хилый вид, длинные жидкие волосы и болезненную бледность, проявил недюжинную ловкость и силу. Он отбил нападение двух охранников Фроста и уже вознамерился прыгнуть на самого Корнея Львовича. Но мгновенная реакция Павлова остановила бывшего пятиборца. Артем сделал выпад и подсечку. И здесь Нафаня почти увернулся, перепрыгнув через ногу адвоката, но тут же опять наткнулся на его ногу, которая вернулась после подсечки, чтобы пяткой впечататься в грудь незадачливого террориста. Он охнул, захрипел и повалился на пол. Тут уже подоспели очухавшиеся охранники Фроста. Со злостью крутили руки все еще сопротивляющегося Фани-Нафани.
Фрост недоуменно поднял брови:
— Вот здоровый кабан! А с виду — доходяга-доходягой. Откуда только силы берутся!
— Это прежняя закалка. Ведь, насколько мне известно, именно Кузьмин был чемпионом страны по пятиборью. Даже два или три года.
— Вввиы… — промычал с полу связанный Кузя. Рот ему заткнули безопасники, чтобы он ненароком не покусал пассажиров.
Павлов кивнул в ответ:
— Я и говорю: «Три!» Так что прежняя закалка пятиборца позволила Фанечке справиться и с Митей, и с Гариком, и с Бессарабским, ничего удивительного.
— А мне все равно как-то не верится, — поежился Фрост. Глядя на прыть, проявленную Кузьминым при задержании, он боялся даже представить, что мог натворить этот полоумный террорист-спортсмен-продюсер в одном лице, не возьми Корней с собой Павлова. Он и остановил лохматого Нафаню. Фрост передернул плечами:
— Нет. Бред какой-то! А кто же взорвал машину Фарфорова? — ухватился за новую версию Фрост, и его глаза заблестели.
— Ва! ва! — закивал головой в ответ Нафаня.
Артем наклонился и похлопал его по плечу:
— Понимаем. Понимаем. Не волнуйтесь, Кузьмин. Ваши заслуги останутся при вас. Та же комбинация, что и сегодня, только марганцовка наша. Российская. Глицерин, сахар, марганцовка в равных долях, все это пакуется в презерватив и опускается в бензобак, вот и часовая мина, полчаса-час — и ку-ку! Привет родителям.
— Но почему же он не взорвался совсем? — почти разочарованно спросил Фрост, не то начинавший все же верить в сверхъестественные способности террориста-одиночки, не то разочарованный чудесным спасением Фарфорова.
Артем в ответ пожал плечами:
— А это как повезет! Скорее всего, водитель заправил полный бак. Вот и взрыв не вышел полноценным. Либо крышку плохо закрыл — и все газы рванули наружу. Я не могу точно сказать. Это скорее к пиротехникам вопрос.
— Ладно. Оттащите его в хвост! — Фрост сделал повелительный жест охране. — А вообще-то я с вами, голубчики, еще поговорю. Мало не покажется. Как он с этим дерьмом на борт поднялся?! На ваших, мля, глазах!
— Но он же рядом с вами шел… — начали оправдываться телохранители.
И тогда уже начался мат. Сплошной мат. Фрост это дело и любил, и умел.
А Павлов сидел, смотрел на болезненно искаженное лицо незадачливого террориста и уже думал — о своем, об адвокатском. Рассказ Нафани о своих бесчисленных подвигах породил одну прямую, как телеграфный столб, и такую же негибкую проблему: как это теперь будут разгребать? Нет, это не была проблема адвоката Артема Павлова, но тот же Агушин, уже назначивший убийцу в лице Ивана Бессарабского и даже получивший за это кресло из рук Президента, теперь оказывался в положении если не Геббельса, то барона Мюнхгаузена. А сам Президент — соответственно — становится пострадавшим, хуже клиента «МММ». Этого наверху не любили.
— Аля, где там у меня свежая рубашка? — поднялся с кресла Фрост.
Впрочем, и кресло под ним было совершенно мокрым от пота.
— У, тварь, — злобно глянул он на Нафаню, лежащего с заведенными назад, сцепленными наручниками руками, — столько геморроя из-за одного козла! Вот что теперь с тобой делать? В море сбросить? С высоты семь тысяч кэмэ…
— Вы головой-то думайте, — напомнил ему о своем присутствии Артем, — прежде чем такие угрозы вслух произносить…
Фрост недобро хмыкнул.
— А куда его еще? Ментам сдать? Так я этим заниматься не буду. Мне показания на него давать — нож к горлу. Я же первым в трупах и окажусь. Нет, вы, Павлов, как знаете, но на меня не рассчитывайте. Я — пас.
Фрост знал, что говорит. Случись такому лицу, как он, давать показания на Нафаню, и мало не покажется никому. Сам вызов медиамагната в суд становился нежелательным прецедентом и как бы давал следственному аппарату команду «фас!», «можно!». А такой команды Президент пока не давал.
Фрост поменял рубашку, плюхнулся на соседнее — сухое — кресло, и самолет пошел на посадку, а Артем вздохнул и снова принялся перебирать все составляющие ситуацию части. Но как ни пытался он убедить себя в том, что закон будет прав при любом приговоре, мотивы у Нафани оставались понятные, и сдавать его аппарату Фемиды было неприятно.
«А надо…»
— Пристегните ремни, пожалуйста, — певуче попросила стюардесса, и Артем послушно пристегнулся и откинул голову на спинку кресла.