— Спасибо, Гарик! Мне сейчас это пригодится.
Настроение немного улучшилось.
Она распахнула второе отделение и удовлетворенно мурлыкнула. Этот конверт был уже от Фроста, и были там…
— Доллары… ну-ка, ну-ка… один, два, три. И тебе спасибо, Корнейчик!
Новенькие, в банковской упаковке, еще не бывшие в человеческих руках купюры сделали настроение уже совершенно безоблачным. Захотелось поехать пройтись по магазинам, но она тут же отбросила эти легкомысленные поползновения.
— Я — вдова! Вдова Медянская, — и вздохнула, — ой, Иося, Иося, что же ты наделал…
Виктория думала о нем без слез. Он был веселый и, наверное, все же любил ее, хотя и какой-то своей особенной любовью. Потому что он не мог любить никого: только музыку и себя. Иначе, пожалуй, и не стал бы Великим Продюсером. Не заставил бы кланяться, пусть и сквозь ненависть, всех этих авторитетов, политиков, чиновников, торгашей, олигархов и телемагнатов. Он всех переплюнул и перепрыгнул.
Виктория не знала, как он сделал этот космический рывок в своих доходах. Когда они поженились, Иосиф уже одевался у лучших портных Неаполя, Милана, Парижа и Лондона — задолго до того, как вся эта «элита» стала покупать одежду в «Боско ди Чильеджи», гордясь тридцатипроцентной скидкой. А он не брал ни карточек, ни скидок. Но покупал всех на корню. Если он гулял в ресторане — будь то Москва, Питер, Париж, Монте-Карло или Майами, — то к концу вечера не было в этом заведении человека, не ставшего ему другом. Все уходили, обнимаясь: «Мон ами Жозе! Амиче мио Джузеппе! Май френд Джозеф! Амиго мио Хосе!» — звучало со всех сторон и на всех языках. Щедрая душа — лучшая визитная карточка в мире людей.
Виктория не без труда запихнула все извлеченное из сейфа обратно и принялась за стол. Выложила по очереди все бумаги и предметы из левой, а затем правой тумбы. Заполнила столешницу. Кроме нескольких договоров с концертными площадками, ничего важного. И лишь в глубине большого ящика под столешницей она нашла зеленую папку. На ней — стикер и надпись: «Медиасити». Внутри несколько бумаг и главное — расписка. Виктория увидела подпись Фроста, пробежала текст, еще раз и еще… и присела в глубокое кресло. Суть расписки состояла в том, что Корней Фрост соглашался с тем, что Иосиф Шлиц вкладывает в строительство и инфраструктуру какого-то «Медиа- и телекомплекса» один миллиард долларов.
Пожалуй, с такими расписками в сейфе она могла позволить себе прошвырнуться по магазинам.
Гарик наблюдал за разговором Бессараба и своей «крыши» прямо с монитора охраны.
— Это ты над своей бабой авторитет, — в лицо рассмеялся бандиту подполковник милиции, — а для меня ты…
Гарик нажал кнопку связи:
— Пропусти его.
Нет, Гарик не ждал от Бессараба масштабных действий. Митяй от него открестился, Медянская ничем помочь ему не могла, и, судя по неконкретному базару, Бессараб по-прежнему не имел доступа даже к первичным документам. Но Гарик хотел знать, что происходит, а для этого переговорить с авторитетом было полезно.
— Здорово, Гарик, — по-хозяйски вошел в его кабинет и присел напротив Бессараб.
— Здорово, Иван, — расслабленно улыбнулся Бестофф. — За деньгами пришел?
Бессараб отрицательно покачал головой:
— Поговорить.
— Говори.
Бессараб откинулся в кресле.
— Как с клубом поступим, Гарик?
Бестофф удивленно поднял брови.
— О чем ты, Иван? Это наши с Иосифом были дела. А твое дело — сторона.
— Была, — кивнул Бессараб. — Но Иосиф умер, а доля осталась. И вдова осталась. И долги Иосифа мне остались.
Гарик улыбнулся. Бессараб откровенно предлагал себя в продажу.
— Сколько ты хочешь, Иван?
Бессараб невольно дернул щекой.
— Десять миллионов.
Гарик рассмеялся — тихо, удовлетворенно. Он знал все, что может сказать Бессараб, а главное, он знал все, что Бессараб может сделать, случись ему получить отказ. Он не мог подать в суд, ибо кто такой Бессараб с точки зрения закона? А никто. Он не мог привлечь на помощь реальных бандитов, ибо «крыша» у Гарика была «красная», прочная. Тем более он не мог тупо натравить на Гарика ментов — ходки за спиной не позволяли. Он мог сделать лишь одно: заказать Гарика заезжим киллерам. Это недорого стоило, а главное, они оба знали: от киллера «крыша» не спасает.
— Один миллион, — так же тихо назвал свою цену Бестофф.
— Ну, хорошо, если ты такой бедный, пусть будет пять, — снизил требования Бессараб. — Так и быть, поступлюсь своими недополученными у Иосифа боносами в пользу бедной вдовы.
Гарик улыбнулся. Доля Шлица в этом клубе была куда как больше.
— Один миллион, Иван, — покачал он головой, — и я больше никогда не слышу от тебя ни о Медянской, ни о твоих недополученных у Иосифа бонусах.
Бессараб заиграл желваками.
— Три миллиона евро, и ни цента меньше. И деньги мне нужны немедленно.
Гарик почесал нос.
— Один миллион долларов — где-то через три-пять дней…
Гарик знал, что Бессараб согласится, — просто потому, что это были не его деньги, а шлицевские. Ваня выигрывал в любом случае.
Еще через день Виктория признала, что, рассматривая расписки и взвешивая в руке конверты с деньгами, переоценивала свои возможности.
— Вы, наверное, не понимаете, с кем разговариваете?
— Почему же? Мы прекрасно вас знаем, Виктория Станиславовна. Ваш муж был уважаемым нашим клиентом.
— Вот-вот! Уважаемым. Не я это сказала! Почему же вы не хотите выдать мне деньги со счета? Я и прошу-то всего сто тысяч.
— Виктория Станиславовна, я вам еще раз объясняю, что деньги со счета мужа вы получить можете…
— Так давайте же!
— Получить вы можете, но только после предусмотренной законом процедуры.
— О господи! Какой еще процедуры-дуры? Это я не вам.
— Необходимо, чтобы нотариус выдал вам свидетельство о вступлении в наследство. Тогда вы сможете распоряжаться денежными средствами вашего покойного мужа в полном объеме. Вот и все.
— И все? Вы говорите «все»? У нотариуса запись на три месяца вперед. Плюс шесть месяцев ждать этого наследства. Это когда же я смогу увидеть эти деньги? Через год? Да вы что? Мне сейчас нужно! Сегодня! Точнее — уже вчера! Так я не согласна.
— Простите, Виктория Станиславовна, ничем помочь не можем. К вам и вашему мужу мы относимся с полным уважением. Но закон есть закон.
— Да пошли вы…
Медянская шваркнула трубку о телефонный аппарат, закусила губу и всхлипнула. Знал бы Иосиф, как над ней будут издеваться, никогда бы не умер! Вот что он натворил?! Ах, Ося, ты же сделал все, чтобы оградить жену от забот и бытовухи, а теперь эта бытовуха пожирает ее живьем…