— Товарищ Генеральный прокурор, — побагровев, напомнил он, — я ведь вам отчитывался вчера. Доложил о ходе расследования. Меры принимаются. Идет расследование. Вы не хуже меня знаете, как это сложно происходит. Версии отрабатываются.
— Да-да. Отрабатываются… — задумчиво протянул визитер и вдруг тяжело вздохнул, потер лицо ладонями и как-то печально ответил: — Эх, Гена, Гена. Тебя Президент страны лично попросил быстро раскрыть это скандальное дело. Так? Так! А ты начал гонять певцов по всему миру. Загнал народного кумира Фарфорова за границу. Вдову пытался задержать. Все газеты раструбили. В ночном клубе накрыл всех продюсеров.
— Да не я это!!! — не выдержал незаслуженных обвинений Агушин.
Прокурор отмахнулся и продолжил:
— Не важно это сейчас. Плевать! Ты за все отвечаешь, товарищ Агушин. Ты думал, они молчать будут? Нет. Они завопили. Только не вслух, а по всем своим связям. И понеслось дерьмо по трубам! А кто на приеме? Кто, я тебя спрашиваю?
— Ну…
— Вот именно! Я на приеме, Гена. Я. Короче! — Он хлопнул ладонью по столу. — Президент дал мне, то есть тебе, конечно, ровно одни сутки.
Агушин задохнулся от возмущения.
— Сутки? Сутки?!! Да он что…
Генеральный поморщился.
— Не горячись, Геннадий. Остынь. Лучше подумай, что можешь сделать. Скажи, если тебе надо еще людей или еще что-то. Говори. Все выделим. Но только на сутки. Какие мысли, Агушин?
— Только одна.
Геннадий Дмитриевич положил перед собою руки, словно ученик средней школы, и в упор посмотрел на Генерального прокурора.
Тот, не выдержав, отвел глаза:
— Ну и какая?
— Застрелиться.
Неутешительный итог сегодняшним новостям Медянская подвела уже в машине.
— Выходит, у меня ничего не осталось? — повернулась она к адвокату.
Павлов задумался. Он хотел бы ободрить свою подзащитную, однако понимал, что шансов вернуть имущество немного. Исход схватки прямо зависел от того, насколько точно он вычислит следующие шаги своих процессуальных противников.
— Я бы не стал делать такой пессимистичный вывод. У нас есть еще шанс. Действительно есть. Если хотите, я готов поделиться своими соображениями.
— А что это даст теперь? — отмахнулась Виктория, потянулась к сумочке за сигаретами и тут вспомнила, что бросила, а значит, придется терпеть всю дорогу. — Ладно… Давайте свои соображения.
Артем кивнул и, не отрывая взгляда от убегающей под колеса «Ягуара» дороги, начал излагать самое очевидное:
— Скорее всего, перерегистрацию запустил Митя Фадеев. У него были все контрольные экземпляры учредительных документов. Судя по тому, что упоминаются фирмы, подконтрольные Фросту, то без него тоже не обошлось.
Медянская пожала плечами. Фросту, в отличие от Ротмана, вдова еще верила.
— Вы уверены, Корней причастен к этому?
— Не сомневаюсь. Слишком дорого ему обходится «Медиасити». Он не упустит возможности прикрыть свои долги и увеличить долю. Фадеев здесь инструмент. Теперь уже негодный.
Виктория заметно заволновалась. Митя, хотя и предавший, все-таки был воспитанником Иосифа.
— А кто же Мите ноги поломал?
Павлов хмыкнул. Он отметил эту искреннюю озабоченность, и вообще человеческие качества вдовы восхищали его все больше.
— Это мы пока не сможем точно установить. Но, скорее всего, эти два процесса не связаны. Вряд ли его калечил неизвестный конкурент. Тем более в этом не заинтересован Фрост.
— Кто же тогда?
— Возможно, это что-то личное. Или чья-то месть.
— Ну, хорошо. А как быть с этими фирмами? Я их уже потеряла? Все?
— Даже если вы их уже потеряли, то можно оспорить регистрацию через суд. Процедура долгая, нудная, но иногда срабатывает.
— Иногда? С таким везением, как у меня, лучше и не начинать.
Виктория снова потянулась к сумочке, где раньше лежали сигареты, но теперь не искала сигарет, а вытащила взятую в аптеке коробочку леденцов с наклеенным поверх стикером. На нем красовался курящий череп с костями — последнее изобретение американских психологов в борьбе против курения.
Павлов сокрушенно покачал головой. Пессимизм Виктории был не самым лучшим для нее помощником. Впрочем, как и ее неумение распоряжаться деньгами и временем. На самом деле, будь ее везение чуть меньше и попадись ей другой адвокат, они, скорее всего, вступили бы на самый ожидаемый путь — затяжной и в силу этого малоэффективный. Естественно, адвокат, получающий гонорар помесячно или по часам, заинтересован в таком порядке.
Но Артем был человеком не только совестливым, но и очень расчетливым. Идеалом для него стало бы провести процесс в максимально сжатые сроки и рассчитаться с вдовой за работу после победы, что называется «от выигранного». Да, Виктория хотела отдать ему чуть не половину страховки в благодарность за то, что он не столько выбил эти деньги из британских страховых псов, сколько вернул ей надежду на справедливость. Но Артем решительно отказался и ничуть об этом не жалел. Он уже чувствовал: все сделано верно, и маятник пошел в обратную сторону! Теперь нужно действовать так, чтобы ошеломить противников Виктории! А они, похоже, не только успокоились, но и поделили наследство по-своему.
— Дело не в везении, — с некоторым запозданием возразил он вдове, — вам вообще грех сейчас жаловаться. Там, наверху, явно что-то изменилось.
Артем показал рукой в потолок машины, имея в виду невидимую «Божественную канцелярию», как любил говорить Павлов-старший. Отец порой так и заявлял по утрам: «О погоде сегодня не беспокойтесь. Я уже позвонил в Божественную канцелярию и договорился». Но Артем не стал повторять отцовскую шутку, а попытался вдохновить Медянскую:
— Вопрос в том, насколько далеко вы готовы пойти.
— А разве у меня есть варианты? Или выбор?
Артем рассмеялся:
— Конечно, есть. Даже в самой безвыходной ситуации есть, как минимум, три выхода.
— Вот как? И какие же? Поподробнее перечислить можно?
— Пожалуйста! Вы можете остановиться на страховке и больше не предъявлять никаких прав на наследство и не бороться за него. Либо вы можете оспорить все состоявшиеся перерегистрации, добиться их отмены и вступить в права наследования всех долей и акций во всех компаниях Иосифа. Наконец, третий вариант. Не только добиться отмены, получить наследство, но и наказать нарушителей ваших прав. По закону. Исключительно.
Медянская захрустела еще одним леденцом.
— Этот вариант мне все больше нравится.
— Но есть еще один важный вопрос. — Павлов чуть притормозил и на мгновение взглянул серьезно на вдову.