— Погоди, погоди, Ленчик. Уф-ф-фф! — Фрост плюхнулся в кресло и махнул рукой в сторону заглянувшей на его крики секретарше: — Уйди! Это я не тебе. Значит, студия вместе с офисом и зданием уходит к нашему славному Кире Фарфорову. А остальное?

— А что остальное-то? — не понял модельер.

Он действительно ориентировался в этой истории лишь на два основных работающих объекта: студию и клуб Гарика «Гоголефф». Остальные активы его не интересовали, так как он никогда не верил ни в акции, ни в инвестиции, ни в авторские, а уж тем более смежные права. Он верил в наличные деньги в кармане, причем только в своем. Поскольку печально известный клуб уже сгорел, пожрав в огне и Гарика Бестоффа, единственным осязаемым и лакомым для Булавкина объектом оставался особняк в центре столицы.

— Ну, там есть еще кое-что — уклонился Фрост, пытаясь выяснить, что же известно самому Лене Булавкину.

— О господи! Какие-то акции-шмакции! Да горят они огнем! Мне они и даром не нужны. Особняк важнее! Домик! Домишко. Маленький такой дом моды… Понимаешь меня?

— Теперь, кажется, понимаю.

— Вот и все! Остальное — не мое дело.

Булавкин засопел в трубку, но Фрост отличался молниеносной реакцией и быстро сообразил, что можно предложить модельеру:

— Подожди, Леня… у меня есть идея… Теперь, когда Медянская смылась, ее адвокат остается один. Он никому не нужен, он на нее не работает. Мало того, скорее всего, она ему и не заплатила. Надо знать Вику и помнить о его ставках!

— Ты прав! Корнейчик, дорогой, ты прав! — восторженно заорал Булавкин. — Умница! Великолепный ход! Браво! Браво, маэстро!

— Ну-ну. Не перехвали. Важно, чтобы все вышло. Давай так: ты займись Фиркой, а я этим Павловым. О'кей?

— Йес! Так и сделаем. Счастливо! Удачи тебе, Корней.

Альберт

— Артем Андреевич, вам звонили из Монте-Карло, — помощница Екатерина подняла свои длинные ресницы на обожаемого шефа.

Павлов решительно шагал в свой кабинет мимо ее секретарской стойки. Он хитро улыбнулся, подхватывая одной рукой свежие утренние газеты, другой придерживая пухлый портфель:

— Неужели сам принц Альберт Второй? И что сказал его высочество?

Павлов, не останавливаясь, прошел мимо помощницы и тут же углубился в чтение «Коммерсанта». Утренние звонки, как правило, были бестолковые и бесполезные. Те странные люди, которые свою жизнь посвящают всевозможным тяжбам по пустяковым поводам, обычно ночами на кухнях формулируют свои новые претензии, а с утра пораньше атакуют все известные юридические офисы.

— Нет, это был не принц, — ответила вслед шефу девушка, — звонил Кирилл. Кирилл Фарфоров.

Павлов мгновенно развернулся:

— Фарфоров?

— Да, — кивнула помощница, — уже три раза звонил.

Артем потер висок и тряхнул головой:

— Вот как? Хорошо. Катюша, если позвонит еще — соединяйте. А пока сделайте мне капуччино.

Зашел в кабинет и захлопнул дверь. Но не успела голубоватая молочная пенка подняться над адвокатской чашкой, как настойчивый звонок позвал секретаря к столу.

— Коллегия адвокатов Артема Павлова, слушаю вас! — заученно отрапортовала помощница. В ответ визгливый тенор потребовал:

— Когда, наконец, появится ваш босс? Где Павлов? Это Фарфоров беспокоит! Найдите мне его срочно! Я и так встал на три часа раньше, чтобы успеть… А он где-то…

— Господин Фарфоров, не беспокойтесь! Я уже вас соединяю. Артем Андреевич на месте. Будет с вами сейчас говорить, — и тут же переключилась на кабинет начальника:

— Артем Андреич, он звонит! Фарфоров звонит!

— Соединяй! — распорядился Артем и уселся в глубокое кожаное кресло поудобнее.

Треск, полтора аккорда известной всем офисным служащим мелодии — и в трубке активизировался Кирилл:

— Алло! Алло! Темочка! Это я — Кирюша. Привет, дорогой!

Павлов удивился: интонации певца были необычно ласковыми и елейными. «Видимо, ему там действительно хреновенько!» — промелькнуло в сознании адвоката, но вслух он так же радостно и фальшиво произнес:

— Здравствуй, дорогой Кирилл! Как поживаешь?

— Плохо… — плаксиво затянул Фарфоров.

— Ой-ой! Что ж такое, Кирилл Брунович? Кто обидел народного любимца?

Павлов всегда слегка подтрунивал над звездами эстрады и сцены. Если к ним относиться серьезно, то придется самому стать частью шоу-бизнеса. А подобные разговоры будут выглядеть или слишком пафосно, или чересчур пошло. Поэтому Артем выбрал именно такой легкий саркастический стиль. Умных собеседников этот стиль тоже устраивал, а с глупыми Павлов долго не церемонился.

Фарфоров относился к умным и сообразительным, но слишком самовлюбленным. Это порой и становилось его главной проблемой, как в случае с ссорой между ним и покойным продюсером Иосифом Шлицем. Если бы не глупая самонадеянность певца и истерика, которую он устроил в клубе «Гоголефф», не пришлось бы и прятаться за границей.

Кира тяжко вздохнул:

— Артем, я хочу официально тебя нанять!

— Ух ты?! На-а-аня-а-ать? — протянул адвокат.

— Ну, да. Нанять… или там… как правильно? Контракт подписать… заключить… ну я не знаю! Ты сам все знаешь, Тема! Ты же адвокат, а не я.

— То-то и оно, Кирюша. Ладно, говори, что такое случилось?

— Я устал бегать от этого палача! — выкрикнул певец.

— Какого еще палача? Ты о ком?

— Ну, этот… из Генеральной прокуратуры. Агутин, кажется?

— А-а-а? Муж Варум? — продолжал прикидываться Павлов.

У него было несколько свободных минут до назначенной в офисе встречи, и Артем не отказывал себе в удовольствии слегка поподтрунивать над звездным Фарфоровым. А тот уже не на шутку расстроился. Видимо, нервы не выдерживали.

— Если бы! Никакой он не муж Маньки! Он… он… сука он! Вот кто. И муж суки!

— Ну, ну, Кирилл. Спокойнее! Нас же люди слушают. Выражайся прилично.

— Как?

— Здрасьте! Ты в школе, что ли, не учился? Как выражаться, тебя учить…

— Не-е-е-ет! Я не об этом. Я не понял, какие люди нас слушают.

Артем не мог сдержать смешок, а потому откашлялся и серьезно пояснил бестолковому певуну:

— Видишь ли, Кириллка, если ты звонишь из-за границы, да еще в офис адвокату, то должен понимать, что в разговоре примут участие молчаливые, но о-о-о-очень серьезные люди. Продолжать объяснять? Или сам догадался?

— А-аа-а? Понял. Но ты меня совсем запутал, Павлов! Я же тебе говорю, меня достал этот следак. Ты мне должен помочь. Он же меня в тюрьму… в наручники… под суд… а я не могу! Не могу! Не хочу я в тюрьму! Я же звезда! А он, наоборот, не звезда, а… — Фарфоров перешел к своим любимым рифмам, но Павлов тут же его перехватил: