— Ну, Лен…
По тому, как она замялась и отвела глаза, я поняла, что напала на верный след.
— Это очень и очень личное…
— Ты дома ночуешь? — жестко спросила я.
— А где? — взвилась сестрица, но тут же стушевалась и опять отвела глаза. — Ну, разве что когда Сенька у тебя был…
Судя по тому, что Сенька в последний месяц ночевал у меня почти через день, Натка ни в чем себе не отказывала.
— У тебя роман? — усмехнулась я.
— Я полюбила, — трагически вздохнула она. — По-настоящему.
Вот как. Значит, раньше она любила не всерьез, и все ее страсти яйца выеденного не стоили…
— Кто он?
Наверное, я слишком жестко это спросила, потому что Натка, сложив на груди руки, сказала, будто оправдываясь:
— Очень приличный человек, очень! Близкий друг нашего шефа.
— Как зовут приличного человека?
— Владислав Викторович. Владик…
— Владик. Отлично! Очередной хмырь, который ездит тебе по мозгам…
— Он не хмырь! Я же говорю, Владик друг моего шефа! Очень солидный, умный мужчина — просто верх порядочности и серьезности!
— Такой же, как твой Лешик?
— Сравнила божий дар с яичницей! Лешик — подлец, и я сразу об этом знала!
— Знала и так долго нервы себе мотала?
— Дура была. Думала, он образумится.
— В смысле разведется…
— И это тоже. Только даже если б и развелся, ничего бы у нас не получилось.
— Это еще почему? — удивилась я, помня бурный роман Натки с пузатым Лешиком.
— Потому что он импотентом стал! Вдруг — бац! — и как отрезало… Никакой личной жизни. Но я бы даже и это пережила, так ведь он ревновать меня начал! К каждому столбу!
Я рассмеялась, представив, как плешивый пузатый Лешик мечет громы и молнии, глядя на Натку, которая во всей своей красе проходит по улице, ловя восхищенные взгляды тридцатилетних накачанных «столбов».
— Значит, Владик не такой… Он не женат, не ревнив, в хорошей физической форме, да еще и богат?
— Да, — скромно потупилась сестрица. — Я в паспорт его тайком заглянула — печать о разводе стоит. У него пентхаус на Ленинском, евроремонт, дорогущие часы, ботинки из кожи питона, дизайнерский костюм и три машины — «Лексус», «БМВ» и «Мерседес»! А еще он с шефом нашим дела какие-то крутит!
— Аргумент, — усмехнулась я.
— У нас не отношения — а сказка!
— Вернемся к нашим баранам. Получается, что ни Владик с тремя машинами, ни сослуживцы украсть на время твой паспорт не могли.
— Лена! — Натка вытаращила глаза. — Владика только не впутывай…
— Я и не впутываю. Но предупреждаю, коллекторы — ребята конкретные. Случается, что разговаривают с помощью кулаков.
— Ой!
— Вот тебе и «ой». Придется мне оперов подключать, чтобы внешность твою не подпортили…
— Мамочки…
— Да, опять использование служебного положения, но делать нечего. Ты хоть скажи, сколько денег с тебя требуют, чтобы мне знать, за что страдать.
Натка посмотрела на Австралию, обляпанную со всех сторон кетчупом, и зажмурилась.
— Сколько? — повторила я свой вопрос.
— Лен…
— Сколько?!
— Два.
— Чего?
— Миллиона…
Я схватилась за сердце, ощутив, что оно ухнуло куда-то в желудок.
— Рублей, Лен!
— Рублей, — прошептала я. — Всего лишь рублей…
Я вдруг начала икать — безудержно — и все не могла никак остановиться. Натка налила в стакан воды и, заботливо придерживая его, дала мне напиться.
Икота отступила, перестав сотрясать мое тело. И сердце вроде вернулось на место.
— А еще, Лен… — пробормотала Ната, — Сенька в ванне кораблики пускал и… соседку снизу залил. У нее обои отслоились и ламинат вздыбился. Ты ей теперь пять тысяч должна.
Ламинат вздыбился… У меня появилось ощущение, что Натка добивает меня лежачую.
— Я отдам, Лен, — прошептала сестра. — Постепенно…
В полночь, когда я, напившись валерьянки, пыталась заснуть, ко мне подошла Натка в короткой полупрозрачной ночнушке, села на край кровати и спросила:
— Лен, ты Таганцева будешь просить о помощи?
— Угу, — буркнула я в подушку, потому что сил на разговоры у меня больше не было.
— Ну, тогда я спокойна. — Натка улыбнулась в темноте, я это почувствовала по ее голосу. — Лейтенант Таганцев, он такой… такой… Настоящий гардемарин! За честь женщины жизнь отдаст.
— Слушай, отчего это Константин Сергеевич должен за тебя жизнь отдавать? — От возмущения я даже села в кровати.
Наткино лицо светлело в темноте, и, ей-богу, его озаряла мечтательность. О лейтенанте Таганцеве грезила моя сестра в данный момент, так я понимаю…
— Я же образно выразилась! — поспешно поправилась Натка. — Я в том смысле, что если он возьмется за дело, то мне опасаться нечего, он до правды докопается. Лен, скажи, Константин за тобой ухаживает?
— Он за всеми ухаживает, — ответила я, но потом подумала, что незаслуженно записываю Таганцева в казановы. Он мужик свободный и многое может себе позволить.
— Это потому, что ему женщина настоящая еще не попалась, — вздохнула Натка.
— Как ты? — усмехнулась я.
— А что? Я, может, глупости иногда и делаю, но только по доброте душевной. Если б Таганцев поближе узнал меня…
— Подожди, а как же твой суперположительный Владик? — опять возмутилась я. — У вас же отношения — сказка.
Натка немного подумала, а потом заявила:
— Владик, конечно, хороший, но… не гардемарин.
В ее устах это прозвучало как знаменитое «не орел», поэтому я расхохоталась.
— Натка, иди спать, ты меня доконаешь сегодня!
— Скажи, Лен, а Таганцев всегда с пистолетом ходит? — прошептала Натка.
— Уйди! У тебя мозги на одну сторону свернуты.
— Значит, всегда, — вздохнула мечтательно Натка и ушла — вернее, упорхнула, как бабочка, оставив после себя едва уловимый аромат духов.
* * *
Солнце жарило сегодня как-то особенно сильно, и спасения от него не было даже на теневой стороне — воздух и там раскалился так, что нечем стало дышать.
А ведь еще далеко до полудня…
Таганцев пошире распахнул ворот рубашки и расстегнул еще одну пуговицу — учитывая раскрытые настежь окна его «девятки», это все, что он мог себе позволить в такую жару.