Ведь именно для этого он так тщательно закрыл дверь на замок?..
— А это кто? — кивнул Влад на Асю.
Кивнул, словно на новый шкаф, неизвестно как появившийся в его квартире.
Ася вдруг расхохоталась — так громко, так страшно, с таким вызовом и отчаянием, что Натка зажмурилась от ужаса: сейчас точно убьет. Всех… Только за этот смех, за этот вызов и отчаяние…
— Мам, не бойся, если он на тебя дернется, я его застрелю, — сказал Сенька.
Натка открыла глаза и увидела, что сын наставил на Влада водяное ружье. Хорошо, что тот этого не заметил и ничего не услышал, потому что Ася, прекратив свой гомерический хохот, выкрикнула:
— Что, Тишенька, не узнаешь?! Первый раз меня видишь?!
— Поздравляю, — ухмыльнулся Влад, глядя на Натку, — среди твоих подруг появились умалишенные тетки в возрасте. Или… прости… это твоя мама? — Он будто бы немного смутился, взял Асю за руку с намерением поцеловать, но тут же получил хлесткую пощечину.
— Скотина, — прошипела она. — Подлая тварь. Думаешь, я боюсь тебя, как все те дурочки, которых ты облапошил?! Нет! Не боюсь! И пойду до конца! Можешь не тратить свои артистические способности зря и не ломать комедию! Она, — Ася пальцем показала на Нату, — все про тебя знает!
Влад сунул руку за пазуху… Натка завизжала и отпихнула Сеньку, но сын успел выстрелить во Влада из ружья густой зеленой массой.
Влад достал из внутреннего кармана телефон и пальцем потрогал зеленую кляксу на щеке и на обшлаге пиджака.
— Даже не знаю, куда звонить, — растерянно сказал он, — в полицию или в «Скорую» психиатрическую…
— Не надо никуда звонить! — Натка бросилась ему на шею, зацеловывая щеки, губы, лоб и даже руки. Она перепачкалась зеленой краской, но понимала, что это единственный способ успокоить его и не дать выстрелить, если он бандит, и — спасти свое счастье, свою любовь, если Ася все врет.
— Я верю тебе, Владюш… Ты мой, мой! Я тебя люблю!
Он снисходительно похлопал ее по спине и спрятал телефон в карман. Прошел на кухню, увидев пирог, улыбнулся:
— О, мой любимый! Спасибо, солнце!
У Натки заныло сердце, потому что тот, настоящий Влад, которого она успела узнать и за кого собиралась выйти замуж, должен был кричать, метать громы и молнии, топать ногами, за шкирку выкидывать непрошеную гостью и говорить гадости об умственных способностях Сеньки. А раз он так спокойно отложил телефон, так умиротворенно похлопал по спине ее, Натку, и обрадовался пирогу — значит, боялся Аси или, вернее, того, что Натка поверила ей? А значит… Прижавшись к нему, она, как могла, прощупала карманы пиджака, но ничего похожего на пистолет не обнаружила.
— Дура, — презрительно фыркнула Ася. — Какая же ты все-таки дура! Этот ублюдок о тебя ноги вытирает. Для него бабы — только средство наживы! Он аферист!
— Нет, все-таки психиатрическая, — вздохнул Влад и, отпихнув Натку, вытащил телефон.
— Звони, звони! — крикнула Ася. — Только лучше сразу в полицию! А хочешь… — Она достала из сумочки свой телефон. — Хочешь, я сама позвоню? Я ведь не просто так говорю, что ты мошенник, у меня доказательства есть! — Следом за телефоном Ася выхватила блокнот и помахала им перед носом Влада. — Узнаешь?! Узнаешь свою бухгалтерию, гад?! Тут все, все! Фамилии и имена твоих любовниц, названия банков и суммы, которые ты брал в кредит по чужим паспортам!
Влад побледнел и попытался выхватить у Аси блокнот. Этим он выдал себя с головой, и на спасение Наткиной свадьбы — ее платья цвета слоновой кости и экипажа с тройкой белых лошадей — не осталось ни одного шанса…
Ася ловко увернулась от его рук и набрала ноль два.
— Полиция! — закричала она в трубку, но осеклась.
В руке у Влада блеснула черная сталь пистолета. Откуда он взялся, Натка не успела понять, отследить, но он все-таки появился — с целью поставить точку в этой неприглядной истории.
Натка завизжала, заслоняя собою Сеньку. Сын вцепился ей в юбку и прошептал:
— Мам, он не выстрелит, он трус, мам, я знаю…
— Мобильный на стол, — приказал Влад Асе.
Она медленно, словно боясь спугнуть его палец, дрожавший от напряжения на курке, положила телефон на стол.
— Теперь записную книжку, — чужим хриплым голосом опять приказал Влад. Не только палец на курке дрожал, но и рука тоже… Он мог выстрелить в любую секунду — от трусости, от малодушия и охватившей его паники…
Ася так же медленно и осторожно положила рядом с телефоном блокнот.
— Ключи от квартиры. — Черное дуло с Аси переметнулось на Натку.
Натка дотянулась до сумки, трясущейся рукой отыскала ключи и бросила их на стол. Звякнув, они соскользнули на пол со звуком разорвавшейся бомбы.
— У вас две минуты, девушки, чтобы покинуть квартиру и сохранить себе жизнь, забыв, кто я такой. Если сунетесь в полицию…
Палец на курке побелел и задрожал еще больше.
Схватив Сеньку за руку, Натка подбежала к двери, но не смогла справиться с замком — у нее потемнело в глазах и тряслись руки. Его открыла Ася — они втроем выскочили в подъезд, причем Сенька успел схватить Наткины босоножки и свои сандалетки.
Лифт, словно поджидая их, распахнул свои двери, едва Натка нажала кнопку.
— Ну, что я тебе говорила?! — с неуместным торжеством в голосе спросила Ася. — Тишко аферист, а теперь еще и убийца! Жалко, я шляпу у него забыла… Пять миллионов долга и шляпа — вот цена любви всей моей жизни. Да, и мобильник!
Она нервно засмеялась, но в глазах у нее Натка заметила слезы.
— Пусть он меня убьет, но я пойду до конца… А что мне делать, продавать квартиру, машину, идти на панель? — Ася все же заплакала — крупными прозрачными слезами, которые оставляли дорожки на сильно напудренном лице. — Скажи, ты со мной? Ты пойдешь со мной в полицию?
— Он убьет нас, — еле выговорила Натка.
— Никогда не влюблюсь, — буркнул Сенька, прижимая к груди ружье.
Лифт остановился.
Они прошли мимо охранника стайкой несчастных беженцев — Ася со слезами на глазах, Натка в домашнем халатике, испачканном краской, в тапочках и с босоножками в руке и Сенька — с сандалетами под мышкой и водяным ружьем.
— Подожди, мам, я обуюсь, — остановился он у двери.
Ната тоже переобулась. Хорошо, хоть сумку взяла, вяло подумала она. Там мобильник, деньги, ключи от квартиры и злополучный паспорт.
Паспорт… Паспорт…
Мысль, которая металась в ее голове и которую она все никак не могла поймать, вдруг оформилась в потрясающее, ошеломляющее открытие.
Настолько и ошеломляющее, что Натка замерла, нагнувшись над своей босоножкой.
— Мам, ты чего? — спросил Сенька.