— Суки, — процедил сквозь зубы Колюня.
— Не стоит обижать собак, — язвительно фыркнула генеральша. — Они бы до такого не додумались.
— Так как погибли солдаты?
— Разве не понятно? Кое-кто загибался естественным путем — попробуй посиди несколько дней зимой в яме без жратвы. С оформлением этих покойников проблем не возникало. А потом один умник решил устроить восстание. Дело было летом, можно было и яму худо-бедно перетерпеть, вот он и подговорил ребят стоять за свои деньги до последнего. Не могут, мол, они всех нас тут уморить, при демократии, мол, живем. Такого скандала даже армия не прикроет. Обещал шум поднять, журналистам все рассказать. Что было делать командирам? Не идти же всем под трибунал из-за одного упрямого идиота. Вот к нему и нескольким его наиболее рьяным сторонникам и применили усиленные меры убеждения, но блаженный придурок уперся до конца. Все на высшую справедливость уповал. В результате — несколько трупов со следами насильственной смерти. Дело, естественно, удалось замять, но поползли неприятные слухи. Вот и все. Имен погибших солдат я, к сожалению, не знаю.
— Спасибо, — сказал Чупрун. — Вы очень мне помогли.
— Жаль только, этим ребятам уже никто не поможет, — вздохнула Оксана Макаровна.
Марина Александровна, пошатываясь от голода и усталости, брела по Синяевскому проспекту. Она пыталась отыскать Нюхарика, сотрудничающего с ментами наркомана-стукача.
Адрес Нюхарика, скрепя сердце, дал Марине капитан Самарин, сотрудник Управления по борьбе с организованной преступностью. Сделал он это лишь для того, чтобы отвязаться от этой ненормальной Червячук. Марина Александровна не подозревала, что, расставшись с ней, капитан Самарин, пребывающий, как, впрочем, и все остальные сотрудники ГУВД, в курсе любовных страстей старшей оперуполномоченной убойного отдела, немедленно позвонил Нюхарику, описал ему внешность Марины и посоветовал для собственной безопасности держаться от этой женщины подальше, а лучше вообще на недельку-другую слинять из города, отдохнуть где-нибудь на даче.
Не обнаружив Нюхарика дома, Марина методично обследовала все притоны и злачные места, где тусовались синяевские наркоманы, но так и не напала на след вожделенного стукача.
От волнения Марина почти не могла есть. Вместо ужина вчера она выпила стакан апельсинового сока, а на завтрак ограничилась чашкой крепкого черного кофе и сухариком. Ночь Червячук провела без сна, вновь и вновь анализируя скудную информацию о Богдане Пасюке, которую ей удалось вытянуть из сотрудников отдела по борьбе с организованной преступностью.
Информация была отрывистой и противоречивой. Более того, коллеги из УБОПа были убеждены, что Богдан Пасюк — не настоящее имя торговца оружием. Никаких сведений о дате или месте его рождения, о его родителях, о школе, в которой он учился, или о местах его работы у милиции не было. Он не арестовывался, в тюрьме не сидел, а, может быть, арестовывался и сидел, но только под другим именем. Отпечатков его пальцев в картотеке тоже не оказалось.
Кое-какие отрывочные и противоречивые данные о Богдане были получены от стукачей, какие-то — от свидетелей, проходящих по делам, связанным с деятельностью синяевской группировки. Впервые в своей жизни Марина сталкивалась с подобной неопределенностью. Прямо не человек, а фантом какой-то.
«Я должна поесть, даже если мне этого не хочется, — подумала Червячук. — Иначе я окончательно ослабею и свалюсь без сознания прямо на улице. Я не могу себе этого позволить. Во что бы то ни стало необходимо найти его и выяснить, кто он такой. Этот человек — убийца. Я не позволю ему и в этот раз выйти сухим из воды. Он убил коммерсанта и генерала Красномырдикова. Я обязана довести это до конца и раз и навсегда поставить точку в этой истории».
Свернув к ближайшей закусочной, Марина Александровна заказала кофе и три пирожка с грибами.
Кофе подозрительно отдавал запахом цикория, а пирожки были холодными, помятыми и неаппетитными, как сырая лежалая картошка, но погруженная в свои мысли Червячук жевала и глотала машинально, не чувствуя вкуса.
Отхлебнув из чашки глоток сомнительной коричневатой бурды, Марина Александровна откусила кусок пирожка и, позабыв прожевать его, так и застыла с чашкой в руках, погружаясь в засасывающий водоворот времени и пространства, в который раз уносящий ее в далекое, прекрасное и такое мучительное прошлое…
Вернувшись в долину на следующий день после того, как мужчина, по которому она сходила с ума, вытащил ее из реки, Марина отыскала-таки его палатку, хоть это было и нелегко. Палатка оказалась спрятана за нагромождением скал и была почти незаметна снаружи. Чтобы пробраться к ней, приходилось протискиваться по узкому проходу между двумя огромными каменными глыбами.
Ее спасителя в палатке не оказалось. Стыдясь самой себя, Марина быстро обследовала его вещи в надежде обнаружить документы или хоть что-то, могущее дать представление о личности и характере человека, в которого она так жутко и безнадежно влюбилась.
Ничего. Она не нашла абсолютно ничего. Ни документов, ни записной книжки, ни книг, ни заметок, написанных его почерком. Только надувной матрас, спальный мешок, котелок, кружка, миска, одежда. Вещи, типичные для любого туриста.
Заложив руки за голову, девушка растянулась на спальном мешке. Глядя в серебристый потолок палатки, Марина улыбалась типичной для влюбленных глуповато-счастливой улыбкой. Теперь оставалось только ждать. Рано или поздно он вернется сюда. Сейчас для нее только это имело значение. Она была готова ждать его ровно столько, сколько потребуется, — час, месяц, год, а то и целую жизнь.
— Что ты здесь делаешь?
Марина вздрогнула и открыла глаза.
— Ты уже пришел? Извини, я ждала тебя и заснула. Я хотела вернуть твои кеды.
— Ты могла бы просто оставить их здесь. Скоро начнет темнеть. Ты рискуешь не успеть вернуться в лагерь к ужину.
— Я должна была еще раз поблагодарить тебя. Ты все-таки спас мне жизнь.
— Тебе повезло, что я случайно оказался рядом, вот и все, — пожал плечами он.
— Да, мне действительно повезло, — прошептала Марина, чувствуя, как румянец заливает лицо, а сердце бьется все быстрей и быстрей, словно соревнуясь с самим собой.
— Если хочешь, я провожу тебя до дороги на Шхельду.
Девушка покачала головой.
— Нет. Я не хочу уходить. Я хочу остаться с тобой.
— Послушай…
— Нет, это ты послушай. — Марина удивлялась самой себе. Она всегда презирала женщин, вешающихся на шею мужчинам. А сейчас она сама ведет себя, как… Она стеснялась произнести про себя это слово. Жар, разливающийся внизу живота, наполнял ее тело безумной дурманящей истомой, в которой сгорали и таяли все впитанные с детства представления о долге, совести, морали, достойном и недостойном поведения. — Я… Я хочу быть твоей.
— Я понимаю, что ты мне благодарна, но не стоит делать это из-за того, что я тебя спас.