* * *
День клонился к вечеру. Уже горланили свои дикие песни в тавернах гладиаторы. Уже были зажжены светильни, курильни и коптильни в термах, богатых домах и, напротив, задвинуты ставни в государственных учреждениях. Уже потянулись от домов длинные тени по городским площадям, и не так уж легко заранее сказать, не попросит ли одна из этих теней ваш кошелек, звенящий мелодичней бубна, или не срежет ли его с вашего ремня вовсе без спросу.
И вот в это недоброе, не сулящее покоя и отдыха неимущим время на остывающей мраморной скамеечке, установленной на городской площади для общественных нужд по настоянию прогрессивной части сената, отстоявшей социальный закон об общедоступных мраморных скамеечках, сидели двое. Весь в пыли после многочисленных падений с лестниц, старец утешающе склонил себе на колени голову девушки в мужской тоге, в то время как она дрожащим, но все еще мелодичным голосом декламировала, адресуясь к уходящему дню:
– Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: не стой на ветру!
– Подлец, он и всегда был подлецом, – говорил младший Хромин, он же отныне «дядя Слава», вызывая в памяти ускользающий облик Хромина-старшего, персонифицирующийся неизменно в разбросанные кубики, покореженных солдатиков и походы с одноклассницами в кино на деньги из разбитой копилки младшего брата. – Твой муж – подлец, Айшатка, и потерять такого муженька – это еще удача, это еще не каждому везет… И кагэбэшники тоже все поголовно подлецы… А с нациками бритоголовыми ты вообще не связывайся, буде доведется, это вообще люди ненормальные… Одни мы с тобой, Айшаточка, в этом городе, но ты не бойся, ты спи. Дядя Слава тебя посторожит.
Из глубины переулка донесся разговор: сюда шли, беседуя, двое, при этом говорил только один, статный, Русобородый. С левой руки у него свисал шлем.
– Знаешь, земляк, мне даже по душе твое немногословие. В главном ты со мной согласен: в этом богом проклятом городе держаться надо вместе. Держись Галлуса, и ты далеко пойдешь, Тором клянусь, потому что больше здесь некому поклясться богами Северян. Но близок, говорю тебе, близок холодный ветер, что выметет всю эту продажную империю дочиста, как хорошая хозяйка пол в комнате.
Тот, кому предназначались эти проникновенны слова, только хмыкал, поправляя пилу-рыбу на плече. Но вот, проходя мимо общественной скамьи, он вдруг замедлил шаги и вгляделся. Потом, не говоря худого слова, ринулся вперед, бросил рыбу в пыль и порывисто обнял сидящего там пыльного старика с девушкой на коленях.
– А ну, быстро обрадуйся мне! – сквозь зубы прошептал он на ухо сбитому с толку и пораженному внезапной обонятельной атакой Хромину-младшему. – Быстро назови как-нибудь по-здешнему.
– Дорогой племянник! – громко и фальшиво воскликнул дядя Слава, с трудом удержавшись от классической цитаты «Брат Вася, узнаешь брата Колю?».
– Дорогой племянник! – не понимая смысла слов и компенсируя это проникновенностью голоса, ответил лейтенант Теменев.
– Это ты племянник, – зашипел на него, не разнимая объятий, бородатый историк, – а я – дорогой дядя!
– Дорогой дядя! – ничтоже сумняшеся поправился Андрей и, обернувшись к богатырю Галлусу, сделал ряд поясняющих жестов: – Вот это дорогой дядя! А вот это дорогая племянница дорогого дяди! – и, пораженный только что сделанным открытием, прижал к себе Айшат: – Сестренка!
– Ты нашел Дмитрия? – тихо спросила названая сестра.
– Я нашел рыбу, а если ты мне еще порадуешься, то и крыша у нас сегодня на ночь будет, – шептал ей на ухо Андрей, – потому что наглость берет города. Ну, скажи что-нибудь сложносочиненное, так, чтобы все услышали!
– Снова со мной ты, о мальчик-игрушка! Буду ли нежной с тобой, как сестра?
– Вот именно! – торжествующе заключил Андрей, и небрежно бросив Галлусу: – Это со мной. Родственники. С периферии, – поднял тяжелую рыбину на плечо и зашагал к месту предполагаемого ночлега.
Утро. Солнце только поднялось над подковообразной стеной, окружающей общественный Форум Великого города. Поскольку доступ для свободного волеизъявления и обсуждения любых тем, имеющих общественную значимость, открыт гражданам с первым лучом солнца, то пока лишь пожилой раб подметал мокрые опилки с сердоликовой мозаики – каменных глициний и гранитных дельфинов, резвящихся на полу в окружении малахитовых волн.
Но вот на Форуме появился распорядитель сегодняшних диспутов, ответственный за недопущение сюда граждан, преследующих личные или корыстные интересы, а также за корректность и логическую безупречность высказываний, иначе говоря, государственный адмиратор. На местном, принятом единодушно как плебеями, так и патрициями сленге – адмир.
Государственный адмиратор громко произнес:
– Доброго всем времени суток! – хотя отлично видел, что на Форуме пока никого достойного его приветствия нет.
Это была давняя традиция, идущая от тех времен, когда Форум работал круглосуточно и по ночам не всегда удавалось разглядеть, сколько дискутирующих есть в наличии. Адмираторы в те времена трудились днем и ночью, сменяя друг друга каждые восемь часов. Но в том году, когда птицы отправились не на Север, а на Запад, и подряд наблюдалось два лунных затмения, и галлы нацелились заключить союз с фракийцами, доступ на Форум в целях поддержания общественной стабильности и охраны труда государственных адмираторов был приведен в теперешнее, безусловно оптимальное, состояние.
Адмиратор хозяйственно оглядел вверенное ему помещение, вернее, территорию, поскольку сверху за дискутирующими могло наблюдать только небо, почему, собственно, в дождливые дни здесь толкались всего несколько сумасшедших да горстка непризнанных поэтов. Негр успел почти полностью подмести сердоликовый пол и теперь тихо ворчал на языке всеми, включая его самого, забытой далекой родины:
– Доброго, доброго… Ходют тут и ходют, а ты за ними подметай…
Не обращая внимания на его бормотание, адмир взошел на возвышение. Он был в красивой лазоревой тоге, символизирующей чистоту помыслов свободолюбивых граждан, ведь с утра сегодня по расписанию на Форуме собирались представители оппозиционных сил, то есть преимущественно плебеи.
На Форум заглянул Юлий – молодой поэт, жаждущий славы. Его кудри вились точь-в-точь, как у тех голых вооруженных детей, которых принято изображать летающими вокруг богини любви Венеры и ее сексуального партнера Феба.
– Друзья! Товарищи! Любители стихов! – возвестил Юлий и только после громогласного обращения замолк и огляделся по сторонам: – Нету, что ли, никого?
Адмир молча наблюдал за оратором с высоты своего амвона. Каждому на Форуме отвечать ни глотки, ни здоровья не хватит. Юлий, не выдавая разочарования, принялся бродить, заглядывая за каждый пилястр на изъеденных временем стенах и не забывая распугивать тишину своим голосом: