– Зря вы так, – укоризненно-обеспокоенно прошептал полковник, обернувшись к гостю. – Пожалуйста, спрячьте пистолет. А если он, не дай Бог, проснется? Тогда не знаю даже, как мы отсюда…
– Товарищ полковник… – зверея, но почему-то тоже шепотом сказал товарищ Семен.
Оружие, однако, сунул в кобуру и яростно-брезгливо затолкал поглубже, будто пытался раздавить уродливую гусеницу. После знакомства – к счастью, шапочного – с подопечными Громова он был совершенно выбит из колеи. Однако появление перед генеральскими очами простого прапорщика, который самым наглым образом дрыхнет и, следовательно, отлынивает от службы, вернуло его к реальности. Напомнило о том, кто он такой и зачем он здесь.
– Так что же, мы будем стоять тут и ждать, пока ваш друг соизволит обратить на нас внимание?!.
Громов растерянно пожал плечами. По сравнению с обитателем апартаментов номер тринадцать генерал – не более, чем обыкновенный салага-первогодок, и, значит, выходить из положения (будить или как?) придется ему, полковнику Александру Павловичу Громову. Он вновь повернулся к мирно сопящему Хутчишу и, уже громче, позвал:
– Толя!.. Толя!!!
– А?.. Чего?.. Куда?.. – вскинулся тот. Поморгал на неяркий свет, посмотрел на гостей. Ухмыльнулся. – А, Палыч! Сколько лет… Сел на койке, скрестил длинные худые ноги по-турецки, оперся длинными худыми руками о колени – ни дать ни взять хиппи в парке на травке. Спортивные штаны с пузырями на коленях, тельняшка-майка, сандалии на босу ногу – вот и весь гардероб.
– Здравствуй, Анатолий, – сдавленным голосом сказал Громов. – Познакомься, это товарищ Семен из Генерального штаба.
– А фигли нам знакомиться? – беззаботно ответствовал квартирант тринадцатого номера. – Знаю я этого усатого. Никакой он не штабист, я его в Аквариуме на Доске почета видел. А раз он здесь объявился, стало быть, и меня как облупленного знает. Верно?
Прапорщик запанибратски подмигнул генералу, потом, не вставая, сладко, с хрустом потянулся и откинул со лба непослушную челку соломенных волос.
Более всего он походил на молодого гениального физика из отечественных кинофильмов шестидесятых годов. Вот разве что очков не хватает… Впрочем, мельком заметил генерал, очки – старомодные, с толстыми стеклами – покоятся на тумбочке, на альбоме с живописью. Какой именно живописью, он не знал: не разбирался.
– Ну, и чего твоему товарищу Семену от меня надо?
– Он сам тебе все расскажет.
Полковник с видимым облегчением отошел в сторону.
Генерал, в свою очередь, сделал шаг вперед. Он неожиданно успокоился и безотчетного страха уже не испытывал. В сущности, кто перед ним такой? Обыкновенный «ни офицер, ни рядовой» – в меру нагловатый, но от безделья не в меру зарвавшийся прапор. Коллеги-генералы, может быть, и делают ставку на этого молокососа, но он, Семен, развязности не терпел и не потерпит… Да и решетка тут все-таки. Толстая. Он откашлялся и тихо произнес:
– Встать, когда с вами разговаривает генерал Российской армии.
– Ого! – вырвалось у прапорщика.
Полковник Громов непроизвольно икнул и тут же зажмурился. Смотреть, что будет дальше, он не хотел. И не мог. Товарищ Семен сам вырыл себе могилу. А ведь его предупреждали…
– Товарищ прапорщик, Родина поручает вам ответственное задание, – вдруг услышал Громов. И осмелился приоткрыть веки.
Ничего не изменилось. Генерал – живехонек – все так же стоял в метре от апартаментов, а напротив него, с той стороны решетки, вытянувшись по стойке «смирно», стоял прапорщик Хутчиш.
– Не стану скрывать, что задание это совершенно секретное, чрезвычайно важное и крайне опасное, – генеральским тоном продолжал товарищ Семен, не подозревая, что секунду назад был на волоске от лютой смерти.
Из нагрудного кармана он достал сложенный вчетверо листок официальной бумаги, развернул и, не глядя в него, зачитал по памяти:
– Завтра, ровно в одиннадцать ноль девять, в сопровождении шести человек группы прикрытия вы покинете объект У-17-Б. Ровно в одиннадцать четырнадцать у центрального входа в Центральный Универсальный Магазин сядете в ожидающее вас бронированное транспортное средство. Ровно в двенадцать тридцать семь на одной из закрытых площадок разведывательного управления Генерального штаба, куда вас доставят, вы получите секретный пакет с закодированной программой боевой задачи. Будьте готовы… Я правильно излагаю? – неожиданно резко повернулся он к пребывающему в прострации полковнику.
– Так точно, товарищ генерал! – нашелся Громов, хотя по причине полного обалдения ничего из сказанного высшим чином не услышал. Хотя и чуть ли не наизусть знал текст секретного циркуляра касательно прапорщика Анатолия Хутчиша (субъект номер 001, кодовое имя «Буратино»).
– Отлично.
Генерал преобразился. Генерал вновь пребывал в родной стихии. Теперь стороннему наблюдателю, окажись таковой в этих стенах, товарищ Семен напомнил бы Жукова перед началом наступления на Берлин – такой гордой была его осанка, таким спокойным тоном он говорил:
– По вскрытии пакета приступить к выполнению приказа незамедлительно. Средства, методы, пути, материалы и способы выполнения задания – на ваше усмотрение. Говорить о деталях сейчас и здесь я не имею права, равно как и вы не имеете права отказаться. Отечество полагается на вас… – Он сложил свою бумажку, сунул в карман. И закончил вдруг неофициально, по-отечески проникновенно – хотел, хитрец, уесть нахала: – Все понятно, сынок?
– Чего ж тут не понять, – невозмутимо ответил нахал и расслабленно опустился обратно на койку. Скрипнула коечная пружина. – Давненько я на море не отдыхал, а ведь сколько собирался…
Гордый генерал как стоял, так и застыл истуканом – все тот же сторонний наблюдатель мог бы принять его за искусно выполненную к празднику Советской Армии статую, – лишь челюсть медленно отвисала, пока не заняла крайнее нижнее положение…
Громов с беспокойством наблюдал за тем, как генерал менялся в лице: искреннее недоумение сменилось тупой растерянностью, растерянность уступила место слепому ужасу, и наконец все прочие чувства вытеснило одно, которое можно было бы назвать «наглядное отображение понятия „багровая ярость“. Полковник не знал, что делать, поэтому почел за лучшее сохранять нейтралитет. А вдруг, вспыхнула в мозгу дурная мысль, это агония? Вдруг Анатолий каким-то непостижимым манером убил-таки генерала? Акустический удар или что-нибудь в этом духе…
Наконец товарищу Семену удалось издать квакающий звук:
– Как…
Тут голос у него прорезался, и он заорал во всю свою командирскую глотку:
– Откуда знаешь про море и про корабль?! Кто, где и когда познакомил тебя с подробностями задания?! На кого работаешь?! Отвечать!..
Из других апартаментов грянул дружный хохот. Впрочем, чуткое ухо полковника определило, что мичман Жиба не смеется. А генерал запыхтел; схватился за бока – нет, сложил руки за спиной – нет, вытянул по швам – и тогда выпалил на излете, вдогонку недавнему своему ору: