По повадкам, по особенной манере вкладывать в удар силы больше, чем надо, он понял, что его противниками выступали боевые пловцы. А из этого следовало, что где-то у кремлевской стены схоронены гидрокостюмы, и теперь уйти от тысячи преследователей не составит труда.
Вот, вот зачем ему нужен был ливень. Вот зачем молился он на Гидрометцентр. Не будь дождя, что бы он делал, например, с парашютным шелком?..
Осталось нейтрализовать последнего пловца – того, кто с вахтерского пульта выключил сигнализацию.
Подобрав с пола две зеленые бумажки, а одну оставив на чай, Хутчиш одернул серый со стальным отливом, ничуть не помявшийся – что значит заморское сукно! – костюм, поправил галстук и пулей рванулся на выход. Не стал тратить время на бег по ступеням, спрыгнул сверху через перила и с выдохом ударил кулаком сквозь разложенную газету. Не успев даже дернуться, Запольский обмяк.
Внимание же Анатолия вдруг привлекла сама газета. «Вечерка». Не глядя на поверженного врага, не слушая надрывный вой воздушной тревоги, он не спеша наклонился, поднял её. Встряхнул, распрямляя. Где-то здесь мелькнуло… Ага, вот.
Вчитался. Короткая заметка, повествующая о том, что гостившая в Москве китайская труппа пекинской оперы «Ка-бара-сан» завтра вечером отправится в Санкт-Петербург на Международный театральный фестиваль, а уж потом посетит с гастролями Украину и, в частности, Севастополь. Газетка-то вчерашняя, стало быть, театр уезжает сегодня. Что ж, неплохо.
Эти несколько набранных шестым кеглем, шрифтом «Прагматика» строчек в корне изменили не только планы Анатолия Хутчиша, но и, к счастью, финал нашего романа.
Враг, начавший охоту за мегатонником, без сомнения, могуществен. Но он не может находиться в Москве – с близкого расстояния очень сложно руководить всей операцией. Большое, как известно, видится на расстояньи. Не может противник обретаться и за семью морями. Значит, он расположился поблизости, в крупном городе, имеющем современные средства связи, транспорт и агентуру.
Иными словами, враг притаился в столице, но в другой.
Иными словами, в Петербурге.
Если я не могу узнать о пресловутой установке Икс в генеральном штабе, где наверняка меня ждут как свои, так и чужие, значит, я должен узнать о ней у неприятеля. Там уж точно меня встречать с распростертыми не собираются. Короче, мне нужно проникнуть во вражеский стан, а уж оттуда, с багажом выуженных сведений, двинуться в Севастополь. Хотя бы в составе этого театра, как его, «Ка-бара-сан». Как говорится, дома у врага и стены стрелять помогают…
Кстати, а случайно ли китайский театрик движется таким же маршрутом?
Я собрался в Севастополь, и они собрались в Севастополь. А ведь на первой же лекции талдычили: не верь совпадениям. А ведь на второй лекции внушали: неприметность не всегда на руку разведчику. Подчас наоборот – лучше быть очень и очень приметным, вот только маску следует выбрать предельно безопасную. Продавца мороженого, например. Или уличного клоуна. Или актера…
Теперь повторим пройденное. Я в Севастополь, и они в Севастополь. Только прежде театр решил погостить в Северной Пальмире. Зачем?
Ладно, это можно оставить на потом.
Значит, решено. В Петербург.
А тем временем наверху в своей каморке проснулась бабка Меланья, служащая в музее техничкой. Это была некогда знаменитая на всю страну ударница, а ныне одинокая старушка, к тому же глуховатая. Большую часть дня она беззаветно дремала, но к закрытию всегда просыпалась: срабатывала многолетняя привычка. Выйдя в зал, бабка всплеснула руками:
– Матерь божья, опять эти демократы пьяный дебош устроили!
Однако, заметив зеленую бумажку, Меланья проворно её сцапала и немного успокоилась. Потому что сто долларов – это всегда сто долларов.
26 июля, вторник, 18.56 по московскому времени.
В этом городе, несмотря на лето, было холодно, ветрено и сыро. И грустно. А ещё её очень удивляло, что совсем нет каштанов. Правда, Артем после встречи с каким-то своим армейским дружком рассказывал, что видел каштаны в парке. Все равно не то.
И одуванчики здесь все ещё желто смотрели в небо, а в Киеве их белые парашютики давно уж разлетелись, унесенные ветром. Их и след простыл…
А ещё этот город был совсем не таким, какой она придумала. Почему-то ей казалось, что Петербург – это вечный праздник. Может быть, она повзрослела?..
А ещё её томило ощущение неведомой угрозы. Хотя, конечно же, страхи были пустые. Не было никаких оснований предполагать, что таинственные партнеры её убитого начальника смогут найти Марину здесь.
Порыв ветра прокатил мимо шуршащий целлофановый комок обертки из-под чипсов.
Сегодня Марина решила все рассказать Артему. Не хотелось, очень не хотелось. Но надо.
Вдоль чугунной оградки, что отделяла летнее кафе от прогулочной дорожки, усердно посыпанной кирпичной крошкой, прошествовала скучающая чета. Только ребенку, пятилетнему карапузу, было весело. В ручонке он держал палку, извлекал из оградки трескучую трель и тараторил бесконечную считалку:
– У попа была собака, он её любил, она съела кусок мяса, он её убил, в землю закопал и надпись написал: «У попа была собака, он её любил…»
На несколько секунд детская беззаботность отвлекла внимание парня и девушки. Увы – лишь на несколько секунд.
– Артем…
Марина достала из сумочки солнцезащитные очки. Надела, хотя солнышко и не собиралось выбираться из-за туч. Смутилась своего жеста и сняла. Но не убрала в сумочку, а положила рядом, на местами влажную пластиковую поверхность столика.
– Я тебе должна кое-что рассказать. Понимаешь, Петра Львовича убили не из-за наркотиков. Точнее, не за то, что он от жадности решил заняться ещё и наркотиками…
Артем пожал плечами. Ему было все равно, за что убили Петра Львовича. Главное, что Марина теперь не со своим начальником, а с ним. С ним. И пусть они сняли в гостинице два раздельных номера, пусть он ни разу Марины не коснулся, да и, наверное, никогда не коснется, все равно ему ужасно повезло. Он ей нужен.
Посетителей в кафе было немного – дождь разогнал всех отдыхающих. Лишь за столиком возле стойки примостились две худосочные девицы в обтягивающих узкие бедра мини-юбках. Девицы Марине не понравились. Главным образом потому, что Артем исподтишка бросил на них несколько оценивающих взглядов. Те лениво потягивали пиво из полулитровых одноразовых стаканов и негромко переговаривались.
Ветер сорвал с липы сердцевидный перепончатый листок и бросил на столик. Между Артемом и Мариной. Попав краем в оставшуюся после дождя лужицу, листок прилип, только изредка вздрагивал, когда ветер теребил его. Несмотря на теплую куртку, Марина почувствовала озноб.
– Знаешь, Артем, Петр Львович был страшным человеком. Он начал давать мне таблетки – чтобы привязать навсегда. И я, как дура, их глотала. Я была счастлива, мне казалось, что я любима… Дура. Какая я дура! Оставь меня, я не имею права погубить твою жизнь.