– А, ну да, конечно. Может, есть хочешь? У меня борщ домашний, свининка по-флотски – пальчики оближешь.
– Нет, Вань, спасибо. Я в конторе пообедал.
Спецслужбы обратили внимание на Ивана Князева в пятьдесят первом – шестнадцатилетний курсант всецело соответствовал тогдашним требованиям: прекрасные физические данные и показатели умственного развития; военнослужащий, сирота. Отец погиб на Белорусском фронте, мать пропала без вести…
На самом деле не пропала мать без вести: в сорок восьмом году Нина Князева, тридцатилетняя вдова капитана разведроты, высокая статная красавица с гривой черных вьющихся волос, была арестована, осуждена и расстреляна по статье «Измена Родине» (ретивые служаки НКВД вычислили, что именно к ней относятся строчки из популярной песни «Кудрявая, что ж ты не рада веселому пенью гудка?»; а все дальнейшее было лишь вопросом времени и техники допроса). По счастливой случайности Иван в лагерь для детей изменников Родины не загремел, а был отправлен в приют, оттуда – в Суворовское училище, где его и приметили службисты… К счастью, он так никогда и не узнал о судьбе матери.
– Так, это, я вроде бы решил твою задачку, – продолжал меж тем «каплей» в отставке Иван Князев.
– Какую это?
– Ну, помнишь, ты приезжал посоветоваться насчет этого араба.
– А, да…
Генерал вспомнил: года полтора назад, в начале весны, когда его отдел занимался делом «Человек-Видимка», он действительно просил помощи у Князева.
– Так вот, я тут покумекал на досуге, – сказал однорукий агент, – и, кажется, смекнул, где прячется Салман Рушди. Ты ведь это хотел знать?
Не спрашивая согласия, он вновь разлил по стопкам.
Солнце, завершая свой дневной путь, склонялось к западу; двор окрасился призрачно-оранжевыми тонами. Крадучись, мимо веранды прошмыгнула беременная кошка – в надежде отловить какого-нибудь воробья, затесавшегося в толпу кур. Генерал прикинул, как эту кошку мог назвать бравый приятель. Небось Раисой Максимовной. Армейский юморок – он одинаков, как похмелье.
– Нет, Ваня, – отмахнулся генерал и машинально взял стопку. – Это все уже в прошлом. Я к тебе по другому делу.
– Понятно, – ухмыльнулся Князев и сгреб стаканчик в ладонь. Пальцы у него были длинные, узловатые, сильные, с аккуратно остриженными ногтями, перевитые ниточками вен. – Просто так, без дела, по-дружески ты не заезжаешь. Ну, что там у тебя? Сейчас разберемся. Давай-ка. За успехи в заработанной плате.
Они опять выпили и опять скушали по ломтику лимона. После чего Семен приказал себе твердо: больше ни-ни. И так в голове непривычная легкость образовалась.
– Для начала – сувенир.
Генерал полез в пакет и извлек оттуда пустую жестянку из-под пива, от обычных банок отличающуюся не только рисунком, но особой формой колечка, что запечатывало доступ к содержимому.
– Вот, экспериментальная модель, ещё в производстве нет. Спешиал фор ю. Знаешь, что это такое? Американцы, как тебе известно, давно уже гундосят о том, что, дескать, обычные жестянки негигиеничны. Дескать, мало ли какая зараза сидит на ней, а тебе её к губам прижимать приходится. Ну и придумали, наконец: видишь, ушко такой формы, что почти целиком закрывает верх банки. Отодрал его – и соси пиво на здоровье.
– О! – поднял брови Князев. Похлопал себя по карманам тренировочных, выудил потрепанный очечник, достал из него очки, нацепил на нос и наклонился к раритету.
Генерал не без гордости подумал: у меня-то со зрением все тьфу-тьфу-тьфу… Пока.
– Таких ещё не видел, слыхал только. Эх, мне бы старые возможности… Спасибо, Сеня.
Князев бережно повертел подарок в руке, то отводя далеко, то приближая к самому носу. И вдруг воскликнул:
– Кстати! Ты ж ещё не видел! У меня несколько новых экземпляров появилось, и кое-какие из них – прелюбопытнейшие, доложу я тебе. А ну-ка, подъем, на вечернюю поверку становись!
Князев пружинисто поднялся из-за стола.
И хотя товарищ Семен бессовестно разомлел под закатным дачным солнышком и две принятые на грудь родили внутри товарища Семена непомерное благодушие, но все ж таки нашлись силы оторвать зад от сиденья и проследовать вслед за распалившимся Иваном в святая святых. Под тараканий скрип половиц.
А что поделать – коллекционер он коллекционер и есть. Даже если мегатонник…
Несколько театрально старик Князев отдернул полиэтиленовую полупрозрачную шторку. Как в гостиничной душевой, право слово.
«Хольстен», «Хайникен», «Припс», «Фельдшлоссен», снова «Хольстен», но уже темное, снова «Хайникен», но уже с арабской вязью… банка на баночке, возьмешь одну, и композиция рухнет – коллекция Князева предстала во всем своем великолепии перед глазами Семена, уже, впрочем, давным-давно посвященного в тайную страсть друга.
А страсть коллекционировать емкости из-под пива родилась много лет назад. Кажется, в пятьдесят четвертом, за два года до очередной арабо-израильской войны.
О готовящемcя покушении знали все, но никто не ждал, что на крыше дворца может оказаться снайпер. А снайпер там был. И снайпер превосходный – с восьмисот метров из плевенькой МВшки, против солнца, сквозь тучу пыли, поднятую подъезжающим помпезным кортежем из шести черных «мерсов», он засадил пулю аккурат в сердце Азлану [24] .
К счастью, Азлан остался жив – он проник во дворец тайно, без всякой помпы, в окружении лишь трех охранников.
Остался жив и Иван Князев, который был загримирован под Азлана и торжественно двигался на заднем сиденье «мерса»-кабриолета к «собственной» резиденции. Жизнь ему спасла вот эта самая двенадцатиунцевая банка из-под «Континентал Кан», что сейчас занимает почетное место на самой вершине коллекции – сплющенная, поцарапанная, с ровной дырочкой на боку.
В богатом, но тяжелом халате, при чалме и наклеенной длиннющей бороде Князев изнывал от жары, потел, чесался, шепотом проклинал дурацкий маскарад, плохо работающий кондиционер «мерса» и перестраховщиков из Восточного отдела… и поднимал настроение лишь глотком прохладного пивка. Хлебнет украдкой из баночки – и снова спрячет в складки одежды (пива госдеятелям Малазии не полагалось), поближе к сердцу, ловя на себе завистливые взгляды охранников из кортежа… И никто не ждал, что на крыше дворца может оказаться снайпер.
Пуля в медной оболочке на исходе восьмисотого метра своего смертоносного полета уже потеряла начальную скорость, но убойной силы вполне хватило бы, чтобы зацепить сердце жертвы. Хватило бы – если б на её пути не оказалась на две трети пустая жестянка из-под «Континентал Кан», спрятанная в складках тяжелого халата. Небольшая гематома «на два часа» от левого соска лжепомощника госсекретаря – вот и весь результат этого покушения.