– Имя! – вкрадчиво проговорил тот, кого девушка назвала Артемом.
– Вам нужно имя? Пожалуйста: меня зовут Анатолий Анатольевич Хутчиш. Но так ли это на самом деле – мне не известно. Честное слово. Я сирота. Я найденыш.
Он говорил, говорил и не мог остановиться.
– Сирота?.. – несколько сбитый с толку Артем взглянул на спутницу.
Та передернула плечами, но кивнула: врать под действием этого препарата невозможно. Потом принялась завороженно крутить простенькое серебряное колечко на пальце. Очень Артем не любил, когда она так делала.
– Да. Меня воспитывали не родители, – всхлипнул Хутчиш. Комплексы, о существовании которых он даже не подозревал, перли из него, как грибы после дождичка. – Меня воспитала моя страна. Мои командиры. Старшина Голованов, прапорщик Ткачук, майор Нефедов… Так кто же я на самом деле? Винтик в боевой машине. Который выточили под конкретную работу. Те, кто всегда остается в тени. – Он сглотнул комок в горле. – Знаете ли вы, что это такое: норматив бега две тысячи метров по пересеченной местности – в догонялки с десятью пограничными собаками? Или юниорское тренировочное задание – начать громко говорить по-русски поблизости от входа в рижскую пивнуху «Земозела»?
– Анатолий сделал паузу, сдерживая плач. Не сдержал. – Значит, я не человек. Меня учили. Натаскивали. Направляли. Дрессировали. Вразумляли. Лепили из меня, человека, машину смерти…
Хутчиш не играл. Хутчиш изливал душу. То, что он никогда раньше не задумывался о подобных вещах, его уже не интересовало. Хутчиш торопился рассказать все. Слезы обильно текли по его щекам (выходил метапроптизол), тело содрогалось в рыданиях.
Марина закусила кулак. Потянулась к сумочке за сигаретами. Вспомнила, что потеряла зажигалку. На мгновение её лицо стало некрасивым. Но истерики не случилось.
– На кого ты работаешь? – твердым тоном попытался прервать поток словоизлияния Артем. Он чувствовал, что теряет контроль над ситуацией. Пленный говорил не переставая, но пока ни на слово не приблизился к делу. И, повернувшись к спутнице, Артем зло бросил: – Ты не соврала, что прекратила глотать таблетки?
– На кого я работаю? – взахлеб рыдал Хутчиш и опять же говорил правду: – Этого я тоже не знаю. Нет-нет, я не вру. Я служу своей стране. Однако что это такое – моя страна? Я давал присягу не пожалеть жизни, если потребуется, для защиты моей Родины, Союза Советских Социалистических Республик. Но – где сейчас этот Союз? Нет его. Значит, я не защитил его? Значит, я предал Родину? Убейте меня, я не достоин жить…
– Кто твой начальник, кто стоит за тобой? – продолжал упорствовать Артем.
– О-о, не знаю, не знаю! Наверное, Генеральный штаб. Или ГРУ. Но как он выглядит? Как его имя? Во что ГРУ одевается, чем пахнет, какая у него походка? Я никогда не видел его в лицо, какая досада… Я получаю приказы и, заорав «Есть!», заорав «Ура!», бросаюсь выполнять их. Но кто отдает эти приказы? Зачем посылают меня в Антарктику ставить радиомаяк с дальностью действия всего сто пятьдесят километров, или на Фараллонские острова, чтобы трахнуть немую дочку Дуайта Кристоферса? Я не в курсе. Я просто выполняю задание…
– Ладно-ладно, – попытался успокоить разошедшегося пленника Артем и быстро проговорил, понимая, что время истекает: – В чем заключается твое нынешнее задание?
Вот тут уж прапорщик при всем желании соврать не мог. И зарыдал снова:
– О, если б я знал хотя бы это! Я должен найти кое-что. Какую-то секретную установку. Непонятно чью. Непонятно как работающую. Непонятно зачем. Мне известно только, что её существование каким-то образом связано с Черноморским флотом, дневниками Вавилова и «ленинградским делом». Мне удалось выяснить, что…
Вс?.
Пятнадцать минут истекли.
И Хутчиша начала обволакивать слякотная волна отвращения к самому себе. Противно и тошно. Его затрясло, как наркомана, не догнавшегося следующей дозой.
– Елки-моталки, – вдруг спохватился чернявый. – Мы ж не обыскали его! Глянь-ка, что у него в карманах.
Марина стояла, задумчиво закусив дужку очков. Неосознанно копируя жест некоей американской звезды.
– Ну сколько повторять можно! – подхлестнул Артем.
Девушка спохватилась, наклонилась над пленником и… и выпрямилась.
– Я не могу. Это неприлично.
Артем болезненно поморщился, но комментарии придержал при себе. Склонившись, он выгреб горсть добра из кармана куртки, найденной Хутчишем на заднем сиденье «девятки».
– Этим он ногти стриг, сволочь. – Парень брезгливо бросил на землю брелок с ключами. – Это телефон какой-то Нади. А вот ресторанный счет. По ресторанам шляться привык, падла!
– Погоди. – Марина легонько обвела пальцами линию губ и потянулась к бумажке. – Там на обратной стороне что-то.
– Точно. Формулы какие-то.
Честный Артем не был силен в рецептах паленой водки, он передал счет подруге.
– С этим мы пойдем к прокурору!
Марина спрятала трофей в карман, не стала сознаваться в химической малограмотности.
– Тогда все, – сказал чернявый. – Ни хрена мы не добились. Давай его кончать.
Надо было слышать, с каким смаком он произнес последнее слово!
Артем сунул руку в карман.
Анатолий стал прикидывать, как двумя ногами подшибить горячего парня под коленную чашечку.
– Артем! – взвизгнула девушка. – Не стреляй! Его девушка Надя ждет… Бедняжка, связалась с такой мразью… Пусть дождется. Пусть хоть кто-то в этом городе будет счастлив.
– Мы не можем оставлять свидетелей, – жестко прервал её спутник.
По интонации можно было понять, что в необходимости предстоящего Артем пытается убедить главным образом себя.
– Бутылки можно забрать? – вдруг нарушил трагичность момента бомж, заглянувший в каземат. Воняющий за версту. Растрепанный, как больной помоечный голубь.
Девушка схватила спутника за рукав и по стеночке потянула к выходу. Артем не сопротивлялся.
А ещё через десять минут Анатолий Хутчиш, ошалело мотая головой и вытряхивая из мозгов остатки дурмана, нашел отчаявшихся когда-нибудь увидеть его Алису и Вискаса.
– Извините, хот-доги кончились, – произнес он на полном серьезе.
29 июля, пятница, 14.34 по московскому времени.
Пришлось напрячься, чтобы открыть заржавленную, кряхтящую, но ещё крепкую дверь. Она словно не хотела пускать Алису внутрь, словно внушала ей своим скрипом: «Не надо, отступи, ещё не поздно…» Закусив нижнюю губу, Алиса рванула дверь на себя. Ну и, конечно, та сдалась.
В телефонной будке стоял тошнотворно сладковатый запах мочи. Обрадованные выглянувшему сквозь тучи солнышку, три мухи затеяли игру в воздушный бой a la «мессершмитты-110». Алиса, задержав дыхание, шагнула внутрь. Как французская королева на эшафот.