— Здорово, — еще раз сказал вошедший. — Александр Петрович, чего ты в мэры-то не идешь?
Не ожидавший такого захода, Валенса, даже поначалу немного растерялся.
— Зовите меня лучшей Саней. Привычно так.
— А меня можешь Егорычем. Тоже привычно. Полное будет — Сергей Егорович, но это так, к сведению.
— Я хотел пойти. Даже подписи собирать стал. Но потом закон посмотрел, тут же всего неделя на сбор подписей. А в избиркоме мне честно сказали: сколько не старайся — зарубим.
— Так стараться надо грамотно. С юристом. Если все сроки соблюдены и каждая подпись правильная, тогда тебя зарегистрируют. Поступить по другому — дело подсудное. А наша Белочкина под суд не хочет.
Валенса вздохнул.
— Хочу идти. Совсем тут закис, того и гляди, сопьюсь. А эта мразь, «народный мэр, народный директор». Он всю жизнь об народ ноги вытирал и продолжает! Ненавижу! — дальше шепотом, — жену жалко. Она же, умница, меня любит, тогда она чуть в квартире не сгорела. А это деревяха, из нее не выйти, если что случится. У этого «народного мэра», мафия из бывших штрейкбрехеров. И убьют, и спалят, не задумаются.
Вошла жена, с двумя огромными кружками чая, тарелкой с сушками и блюдцем варенья из китайский яблок.
— Это хорошо, — сказал Егорыч, положив Дикину руку на плечо, когда супруга удалилась. — Хорошо, что ты сразу перешел к техническим моментам. У жены родня есть? В Омске? Туда ее на месяц и отправим. Дом застрахуем по высшему разряду, как виллу, пусть жгут, тебе же лучше. Ты будешь жить на квартире, в своем штабе, с охраной. Как зарегистрируют — сразу выпускаешь свою газету. Редакционный коллектив уже есть. Вообще, все технические вопросы решаются через меня и очень быстро. Ну, и твой профсоюз без финансовой помощи не останется.
Валенса хлебнул горячего чаю, взглянул на Егорыча.
— Ну, ты сам такой вопрос понимать должен — твой какой во всем этом интерес?
— Правду, или полную правду?
— Как хочешь. Все равно, в душу не залезешь.
— У меня хобби такое — батек гасить. Я такого же Батьку, как этот, погасил в Калининграде. Собрался во Владивосток, но Наздратенко сам ушел. Вот решил сюда заглянуть. Удовлетворен?
— Значит, квартира будет, штаб, газета со всем обеспечением. Хорошо. А дом сегодня застрахуешь?
— Если все документы в порядке, хоть сегодня.
— Тогда удовлетворен.
* * *
— Лизы нет, если хочешь, вари сам свой кофе. Она ищет помещение для ризографа. Что же ты за мандраж устроил на моем предприятии? Никогда такого не было.
— Это еще не мандраж, — ухмыльнулся Котелков, выходя из кабинета в приемную. — Это еще не мандраж, Иван Дмитрич, мандраж впереди, — и, ловко заправляя кофейный агрегат, — добавлю, пора и вам поучаствовать в этом мандраже. Причем плотно.
— Это как? — спросил Савушкин.
— Поначалу отдаться фотографу. Причем по полной программе.
— Может хватить домашнего архива. Да и здесь, помнишь, тебе же Лена показывала, весь запас.
— Этого недостаточно. Фотограф у меня классный, пожалуй, даже самый именитый член команды, лауреат шести выставок, из них четыре международные, причем, без дураков. Из всего родного политбомонда, по фамилии называет лишь Путина, так как его лично не снимал. Остальных снимал всех. Сам понимаешь, такого специалиста я могу вызвать на один день. Сначала он облазает все производство, снимет и тебя в кабинете, и цеха. Потом отщелкает тебя дома.
— Еще чего придумал?
— Погоди, там кофе уже сварился. Сейчас. Ух ты, чего-то я до нормы не дотянул, у Леночки выходит правильней, с соблюдением нормы. Так вот, Иван Дмитрич, готовься к встречам, что, кстати, весьма похабное занятие, а еще — к телевизионным дебатам, что еще похабнее. Я тебя понимаю: ты мне говорил — не люблю обещать. Придется через «не люблю». Иначе не выйдет. Утешь себя одним — все остальные будут обещать еще больше, а если победят — сделают меньше.
— Готовься к встречам, это как?
— Планируй. Завтра у Куклинса будет готов план и вы сядьте втроем, с ним и с Гордеевым и все распишите. Ваня, не тебе это говорить, но усвой: если на встречу с избирателем опоздал или, вообще не приехал, это не прокол. Это осознанная провокация, которая в таком маленьком городе как Ирхайск, вполне сопоставима с крупным терактом. Провокации, такие, кстати будут. Будут расклеивать листовки, назначать лже-встречи с вами. Но это несерьезно, лишь несколько листовок расклеют. Наши же штабы собирают встречи всерьез, на сотни людей. Тут уж динамить нельзя.
— Так я же не динамщик.
— Не обижайьтесь, Иван Дмитрич, никакой вы не динамщик. Тут бы еще нашего писателя приголубить. Он, мне сообщили, третий день не может интервью взять. Интервью большое, полтора часа на это надо, не меньше. Иначе никак.
— Полтора часа… Где взять-то их? Передай ему, завтра, в половину восьмого. И чтобы не опоздал. В девять ноль пять, уезжаю на ЦБК.
— Ну, если работа пойдет, так продолжить можно и в машине, — рассмеялся Котелков. — Передам. И готовься к встречам. Для накачки пришлю Гречина.
* * *
— Так вы уверены, что меня точно не зарегистрируют?
— Еще раз повторяю, Игорь Анатольевич, этого не случится. Что от вас требуется? Завтра, в это же время, мы отвозим вас на подачу заявки. После этого, на той же машине, мы уезжаем из города. Вы ведь, говорили, что любите рыбалку?
— Люблю, а что?
— Мы привозим вас на охотничью базу, «Ирхайский плес», пятьдесят километров от города. Там и порыбачите на здоровье. Можете взять кого-нибудь из друзей. Жена ваша, как сами сказали, вернется из Новосибирска лишь через неделю, так что, отдохните на здоровье. А через три дня мы вас забираем, приезжаем в город, вы идете на комиссию, которая отказывается вас зарегистрировать. Вот и все. А гонорар за это беспокойство — десять тысяч рублей, плюс прочие расходы, вроде проживания. Все ясно?
— А вы уверены, что меня точно не зарегистрируют? Если что не так, если я стану кандидатом… Я же на другой день напишу заявление, чтобы меня отчислили.
— Даю слово — вас не зарегистрируют. Не будет в бюллетене двоих Назаренко, мы сами это не хотим. Можно сказать, это проверка избиркома на вшивость. Причем, тайная. А вы, на другой день после этой проверки, можете даже пойти в предвыборной штаб Батьки, если такой уже существует и рассказать ему о случившемся. О деньгах, конечно, говорить не надо — их бандиты отберут, в часы свободные от охранной работы. Можете сказать, вас шантажировали, обещали жену взять в заложники, самого в тайгу увезли. Не забудьте, что я был в маске и кричал «Аллах акбар». Но советую этого не делать. Зачем лишний раз о себе напоминать? Вы же ему никакого урона не принесли, никто мстить и не будет. Ну, если бы вы у него на заводе работали, тогда понятно. А так, военный пенсионер. Пенсию же он не отнимет.