— Про русалок? — растерялась вдова. — Нет, про русалок не говорила.
— Очень жаль, — оставил плешивый перо в чернильнице и повернулся к маячащему у единственного выхода мордовороту. — Свидетеля Куксенкову на замену памяти!!!
Удивительно проворно для своих габаритов мордоворот оказался рядом со столом номер два и под ручку уволок понурую гражданочку на выход.
Рука у хозяина кабака «Глаукома» опухла и ныла не хуже иного зуба. Кишки бурлили, будто поужинал мясом по-татарски, да и во рту привкус жирный никак не таял. И не смотря на такие пытки, его, как только что кикимору в черном платке, вынуждали под запись отвечать на нелепые вопросы.
— Ты знаешь, как моя фамилия?! — брызгал слюной сатрап напротив. Барашковые кучеряшки, прилившая к лицу кровь, глаза выцветшие и очки от «Виженс экспресс» на самом кончике носа. — Мое аукало — Воскобойников! От моей фамилии у вампиров на резцах эмаль желтеет!!! А ты тут решил дурачком-дарвинистом прикинуться? В несознаночку поиграть? Ну-ка, гражданин Курбатов, выкладывай как на духу, кто твои граальники?
— И не такие менты об меня обламывались, плавали, знаем, — брезгливо воротя нос, отвечал гражданин Курбатов Мартын Матвеевич, круглолицый, спокойный в этом бардаке, будто Будда, умеющий за себя постоять. В том, что против него работают именно менты, а не закрасившиеся под ментов урки, Мартын Матвеевич не сомневался, после инцидента в «Трясогузке» он законопослушно позвонил, и они приехали. Также Мартын Матвеевич не сомневался, что в данный момент эти товарищи служат не букве закона, а своим, пока не разгаданным корыстным интересам.
Перед Воскобойниковым лежал протокол, в котором были заполнены только обязательные места: ФИО, прописка, дальше нашла коса на камень, хозяин «Трясогузки» не проявил сознательность.
— Плавали, знаем. Если следователь начинает грубить и угрожать свидетелю, — возвестил с брезгливым прищуром наученный дорогими адвокатами Мартын Матвеевич, — то свидетель вправе требовать внесения всех этих некорректных речей в протокол на том основании, что если так будет продолжаться, то он, свидетель, вправе будет воздержаться от дачи показаний. И так как он несет за отказ юридическую ответственность, то для объективного и всестороннего рассмотрения дела в суде потребуется протокол, воспроизводящий обстановку допроса. — Хозяин «Трясогузки» позволил себе секундную саркастическую улыбку. — Если же у меня статус обвиняемого, то неужели я похож на идиота, готового свидетельствовать против себя?
За столом номер три дела не было до остальных, там морщинистый перец запенсионного возраста подчеркнуто вежливо калякал с парочкой старух крайне гнусного вида:
— Олежек был очень сильным, — меццо-сопрано заявила старичку карга, — а если вы учтете, что его тень стерегли двенадцать старейших ягинь во Второпрестольном городе, вы поймете, что он протянул слишком мало. Слишком! Мы-то уж думали, что ангел-хранитель вернется к нему: в древности такое случалось, хоть вы, райские, в это и не верите!.. Олежек тоже не верил, но это и не нужно. У него все равно были все шансы заполучить ангела обратно!
— Никогда о таком не слышал, милая сакра, — заинтересованно придвинулся ближе постпенсионный слушатель, при этом он не только ничего не записывал, он даже не потрудился приготовить бумагу для записи. — Я то считал, что бедняга прожил без присмотра ангела на удивление долго, а он, оказывается, хичкокнулся бессовестно рано!
— Никто не умирает слишком рано, все умирают вовремя. Кому-кому, а тебе, истый, надо бы знать такие вещи. Ты ведь смотришь в темноту… Но Олежек огреб бесплатно заупокойную свечку не по нашей вине.
— В этом я не сомневаюсь, сакра.
— Ты во всем сомневаешься, истый. Должность у тебя такая. Я могу сказать тебе одно, никто из призывавших ангела-хранителя ягинь не знает, почему нет больше с нами Олежки. А ведь должны знать, иначе какие же мы ягини!
— Пелагея знает, — вдруг подала голос горбатая товарка. — Поэтому она не откликнулась на твое приглашение, райский, но ее визит не обязателен. Лучшая из сакр, она мне многое рассказывала, — голос у этой старухи был вообще не подходящ для женского тела — этакий подсевший уксусный баритон…
То, о чем говорили за столом номер три, Мартыну Матвеевичу тоже было интересно, но оттуда долетали совсем уж обрывки, мешала музыка за кирпичной стеной. А может это «Ленинград» с новой программой? Жаль, Мартын Матвеевич еще не удосужился прокрутить последний альбом.
— И тут туман с залива дополз до автостоянки… — донеслось от третьего стола.
Мартын Курбатов перестал подслушивать и мыслями вернулся за свой стол. Он прекрасно понимал, что данное шоу старательно разыгрывается, чтобы его запугать, все эти подставные травильщики баек только на это и работают, очевидно, идет обкатка какой-то новой методики, менты на выдумки гаразды. «Плавали, знаем.» Если бы не боль в руке, Курбатову было бы даже любопытно подразнить зарвавшегося ментяру. Вспомнить, например, про адвоката, или про отдел внутреннего контроля, где у Курбатова служил кое-кто. С другой стороны, пожелай хозяин «Трясогузки» пойти на чистосердечное сотрудничество с органами, он все едино не смог бы ничем помочь. В так заинтересовавший силовиков момент он, кажется, вздремнул, а когда продрал глаза, увидел двух улепетывавших из директорского кабинета мелких бандитиков, стыривших ствол. И еще непонятно, какого лешего дико болела рука. Потом Курбатов нашел вырубленного охранника и повара, и вызвал «ноль-два», про незарегистрированный ствол не распространялся. Какого черта к нему прицепились с какими-то русалками?!
Тут хозяин «Трясогузки» пожалел, что чересчур отвлекся на сопутствующее-посторонние разговоры и мысли. Презрение задержанного довело составителя протокола до крайнего каления, и доставальщик Воскобойников выдал коронный номер:
— Конечно, вы вправе запираться, сколько влезет, — вдруг присмиревшим голосом согласился Воскобойников. — И ведь бить подследственных нельзя. — Воскобойников как бы поделился мешающей показателям трудностью с сочувствующим приятелем, со значением придвинул по столу поближе внушительный, форматом напоминающий ведерко для льда и шампанского кубок «За дальность полета в астрале» и приценил, достаточно ли в нем Живой воды. Достаточно.
Благородную воду держали в кубке на всякий пожарный, в подвал попадали тленники при самом разном состоянии здоровья и духа. Правда, Воскобойников гораздо чаще использовал воду по иному назначению. Хозяин «Трясогузки» сонно смотрел на эти манипуляции — дешевая разводка, если бы не боль в руке, он бы сладко захрапел прямо здесь — приплюснув щекой протокол.
От третьего стола долетел обрывок:
— Ее гнобили в школе учителя, одноклассники доставали, знаете, как это бывает у подростков — с особым цинизмом! Да еще мамаша, поехавшая на католических стигматах!..
А взбешенный Воскобойников вдруг разверз хлебало и со всей дури тяпнул себя за ладонь — кожный покров со всеми своими эпилярами и волосками не смог препятствовать. Слабо сказано, неожиданно острыми зубами разъярившийся следак вырвал у себя из ладони серьезный кусок мяса, будто это какой шницель, и, не морщась, стал жевать. Чума полная, вы бы это видели. Тошнота зрителю прописана.