— Нет, — устало ответила Таня. — Туристы, понимаешь ли. Русские.
— О! Россия! Это рядом с Китаем, да? Водка, перестройка, ракеты… Мы в школе проходили.
— Ну, примерно.
— О! — Девчушка помолчала, о чем-то сосредоточенно раздумывая, а потом поинтересовалась: — И что, там у вас, в России, все такие крутые, да?
— Поголовно, — одними уголками губ улыбнулась Таня.
— А этот ваш главный… Он сказал, что он моряк… Он кто?
— Моряк. — Татьяна пожала плечами.
Поняв, что единственная из русской ла квадрильи де лос коммандос, кто понимает по-испански, разговаривать в данный момент не настроена, Летисия вернулась на свое место в кузове, оперлась кулачками о борт и занялась прежним делом: наблюдением за загадочными русскими.
— А что, ведь русо туристо облико морале… — сказала в пространство Татьяна.
Выбираться из кабины ей не хотелось. Даже к мешанине ароматов рыбы и бензина она как-то притерпелась — после того как чуть-чуть погуляла и продышалась. Марши по приемнику сменили вальсы. Под них Татьяна смотрела в зеркало заднего вида. Свесив руки между колен. В зеркале, с грязными потеками, в прожилках трещин, худо-бедно, но отражался участок пустынной дороги. Серая полоса на фоне темно-зеленой растительности вдоль обочины. Татьяна до сих пор не могла до конца поверить в реальность того, что с ней происходит в последние дни, а уж в реальность, искаженную дрянным зеркалом, и подавно. Когда темное пятно чужой машины исчезло с серой полосы и из зеркального обзора, это не вызвало у Татьяны никаких эмоций. В отличие от Михаила, восторженные крики и комментарии которого девушка не могла не услышать. В зеркало смотреть теперь было незачем, и Татьяна стала глядеть на колумбийские дали. Красиво тут.
Ей вспомнились детские поездки с родителями на Кавказ, под Туапсе. Ей тогда казалось, что она попадает в сказочную страну, где все ненастоящее, игрушечное — потому что уж очень красивое, яркое. Стать бы снова маленькой девочкой, которую не заставляют стрелять, которую не травят, как дичь, по лесам, не заставляют без сна и еды идти, идти, идти…
Из воспоминаний и раздумий Татьяну вырвал бодрый Мишин голос:
— Я ему, гаду, к члену провода от аккумулятора приставлю. Все расскажет, падла. А Танька переведет…
Татьяна тряхнула головой: надо быть сильной, надо держаться, чтобы выжить, — вздохнула и выбралась из кабины. Миша, Вова и Люба притащили какого-то пятнистого мужика и прислонили его к заднему колесу. У Вовика в зубах торчала сигара, он пытался ее раскурить от бензиновой зажигалки. Миша шарил по карманам пленника.
Алексей и Борисыч поднимались по склону. Моряк нес под мышкой одежду, снятую с погибшего. С того, у кого была сломана шея. В руке Леха держал его ботинки.
— Однако спокойно ты его… добил. Раньше доводилось? — сказал вдруг старик, шедший чуть позади.
Алексей остановился и обернулся.
— Ты к чему это, батя?
— Да любопытно просто. — Борисыч подошел к нему вплотную и заглянул в глаза. — Я хоть и на войне бывал, а так бы вот… э-э… решительно не смог бы.
— А я решительный. Если что решил для себя — делаю, не сомневаюсь. Не из интеллигентов. Между прочим, поверишь ли, первого человека я убил сегодня. Удовольствия никакого. Но — надо, значит, надо.
— Да я заметил, что ты не из тех, кто любит колебаться. Ты и из камеры бежать сразу решил и не сомневался больше.
— Батя, — поморщился Алексей, — брось ты эти допросы, задолбало. Домой вернемся целыми, там и устроим следствие. Сейчас выползать надо из этой Колумбии и думать только об этом. Забиваешь черепушку глупостями. Ну, я это, допустим, за кем вся охота. Что с того? Сдаваться будем по этому случаю?
И Леха продолжил подъем по склону.
— Да, наверное, ты прав, — сказал, догоняя его, Борисыч.
И опять никто не заметил взгляда Летисии, направленного на Алексея. Теперь в нем, во взгляде, горела лишь решимость…
Когда Алексей и старик поднялись на дорогу, им открылась пасторальная картина: растаявшая рыба кучами под задним бортом и четверо их соотечественников, сидящих рядом на ящиках, склонившихся над чем-то. Было заметно, что их руки оживленно двигаются. Доносились возбужденные голоса. Что к чему, Леша с Борисычем поняли очень скоро.
Пожалуй, первый раз с начала злоключений беглецам повезло. Причем повезло крупно, по-настоящему. На обочине дороги, аккурат на том месте, где чья-то пуля унесла в страну Вечной Охоты водителя вражеского грузовика, Вовик нашел карту — вывалилась то ли из «бардачка», когда «мерседес» потерял управление, то ли из кармана связанного и прислоненного к заднему колесу пленника — не важно, но крупномасштабный план местности заставил их забыть обо всем. Карта, разумеется, была на испанском, однако Таня быстро разобралась, привязалась, так сказать, к местности и уверенно ткнула пальцем в малоприметный кружок.
— Вот, — сказала она. — Текесси. Город. Небольшой, но…
И вот тут Борисыч повел себя в высшей степени странно, неуместно и неожиданно: он издал приглушенный горловой звук, будто косточкой подавился, потом стремительно шагнул назад, прочь от грузовика, не отрывая взгляда от спутников, а руки его привычно перехватили автомат, беря оружие наизготовку.
Остальные смотрели на спятившего старика, открыв рты.
— Бать… — наконец выдавил из себя Миша. — Ты че, батя, охре…
— Молчать! — почти крикнул Борисыч. — Как город называется?!
— Т-текесси. — прошептала Татьяна. — А что…
Летисия из кузова опять прошептала что-то, явно обращенное к Богу.
А Борисыч вдруг спал с лица, ствол автомата бессильно опустился… а там и вовсе оружие выпало из его рук, брякнулось оземь.
— Извините, ребята… — опустошенно сказал он, закрывая глаза. — Просто… Нет, ну воистину чудны дела твои, Господи… — Борисыч перекрестился и без сил опустился на землю, будто стержень вынули из него.
— Ты что, Борисыч, был в этом Текесси-Теннесси? — хрипло спросил Лешка, чувствуя, как по спине побежали липкие струйки пота, и только сейчас заметил, что машинально держит пожилого сотоварища на прицеле. Еще не хватало по своим стрелять…
— Не-а. — Тот вдруг засмеялся — но как-то безрадостно. — Не был. Но вот побывать оч-чень хочу. Мой друг, тот, с которым я в Ла-Пальма не встретился, оттуда родом…
— Не понял. Ну и что?
— Стойте, а Любка где? — вдруг закрутил головой Вовка. — Только что здесь вроде стояла.
Истеричный выкрик:..
— Пень старый!!!
И из-за борта грузовика выскользнула бледная Любка с автоматом на плече, по-киношному держа пистолет двумя руками стволом вверх, заголосила со слезами:
— Идиот! Я ж тебя чуть не пристрелила!
— Простите, ребята, — тихо сказал Борисыч.