На лицах губернаторской обслуги легко читалась тревожная печаль и тающая надежда: пусть высокий гость хоть словечком намекнет на переправу, где коней не меняют, на борозду, которую старый конь не портит. Или просто, без лошадиных сравнений, даст какой-то шанс действующему хозяину области.
Нет, ни намека. Холодные взгляды, улыбки в сторону и уверенная работа сотрудников службы протокола, не позволившая ни разу губернатору сфоткаться рядом с Президентом.
На Президента не подействовало перечисление губернатором социальных показателей. Районы тот перечислял скороговоркой: «сохранили рабочие места, держим безработицу под контролем…» И, как заметила Таня, пару раз добавлял: «а в Зимовецком районе за отчетный период безработицу удалось снизить на два процента… в Зимовецком районе задержку зарплаты трудящимся удалось искоренить…» Коллеги журналисты пропускали эту занудную трескотню мимо ушей, им было все равно — Ефимовский район или Зимовецкий.
В урезанную программу вошло посещение выставки сельскохозяйственных достижений области. Вот там-то и произошел инцидент. Как поняла даже новичок Татьяна, не подстроенный.
Среди прочих достижений присутствовал директор небольшой молочной фермы — бывший колхозный зоотехник, приватизировавший в середине 90-х остатки недорезанного стада и создавший более-менее работающее предприятие. Он смог вписаться в одну из госпрограмм и закупил в Дании несколько племенных буренок. Скрестил их с местным скотом и то ли мастерством, то ли чудом расплодил небольшое стадо, сочетающее европейскую удойность с русской терпеливостью — умением найти травку в конце апреля и начале октября.
Губернатор с воодушевлением трепал русско-датскую буренку по спине, будто он сам всего и добился. Журналисты фоткали коровку, посмеивались, вспоминали анекдот примерно восьмилетней давности. (Нынешний Премьер, тогдашний Президент, посетил молочную ферму за Уралом. А местная газета год спустя выдала репортаж с таким вот комплиментом: «До посещения Вов Вовыча буренка Настя была непокрытой нетелью, но после посещения Президентом коровника стала одной из лучших дойных коров хозяйства». Практически весь тираж скупили и уничтожили, редактора проводили на преждевременную пенсию, но история с непокрытой нетелью все же попала в неширокие массы.)
А потом стало не до шуток.
— Пожалуй, ваше хозяйство, Иван Николаевич, можно переименовать в «Молочнореченск», — с улыбкой заметил Президент.
— Так и будет, — без улыбки ответил пожилой директор. — Скоро начну молоко в речку выливать. У соседей, кстати, в Крутобережном, так и делают.
Президент заинтересовался: это мировой кризис виноват?
— Не только из-за кризиса, — ответил директор. — Еще этот норматив ввели. Как всегда, сначала ввели, потом подумали. Теперь почти все молоко идет как «молочный продукт», и приемщики цены снизили. Наш областной комбинат хотя бы дает девять рублей за литр. А эти московские товарищи, у которых на упаковках ушастая мышь, вообще берут по семь с полтиной. Не понимаю политику: не вступаем, а дотировать сельское хозяйство не хотим. Ладно, не давайте денег на дизтопливо — разворуют. Но хотя бы доплачивайте нам три за каждый литр молока. Иначе — перемрут такие чудики, как я. И будут эти мыши делать свои йогурты из американского порошка — своих коров не останется.
В трех шагах от диалога главы государства с главой коровника началась интенсивная пантомима. Губернаторские чиновники гримасами показывали президентским лицам: сделайте хоть что-нибудь, уберите от первого лица взбесившегося идиота. Президентская обслуга отвечала отрицательно-недоуменными гримасами: уже не можем, сейчас только сам Дмитрич может дать отмашку. Да и кто, кстати, допустил его сюда? Ваш косяк!
Анатолий Дмитриевич еще раз попытался перевести все в шутку, предложив новую национальную программу: каждому российскому школьнику в учебный день выдавать два стакана молока.
— А по какой цене закупать молоко в хозяйствах — решим, вас не обидим.
— И это молоко придется выливать, — ответил директор хозяйства. И, не дав Президенту удивиться, продолжил: — вам Олег Вячеславович показал график закрытия сельских школ, да вот хотя бы в моем районе?
Губернатор сотворил возмущенное выражение: вы бы еще спросили, есть ли у меня график введения эвтаназии в медучреждениях области?
— Тогда я покажу. — Директор достал бумажку (Таня разглядела, что это действительно таблица). — Вот смотрите, Крутобережская школа, восемь педагогов, младшему — сорок шесть лет, дальше по возрастающей. Школа поселка Октябрьский — шесть педагогов, самому молодому сорок четыре года. Сорокинская школа — семеро педагогов, младшему — пятьдесят. И за последние одиннадцать лет в школы не пришло на работу ни одного нового учителя. Сами подсчитаете, когда преподавать будут одни пенсионеры и когда они вымрут.
«Непросто теперь будет дедушке доить своих буренок», — шепнул кто-то из журналюг. «Дедушка старый, ему все равно», — напомнил известный стих-садюшку его коллега.
— Да, Олег Вячеславович, национальный проект «Образование» в области еще не заработал, — заметил Президент. — Но мы разработали программу грантов…
— Да не нужны эти национальные проекты! — резко перебил крестьянин. — Нормальное жилье нужно для молодых учителей и зарплата, чтобы получать не стыдно. Вы или платите, или заставляйте их работать на селе. А то будет позор. Сорокинскую школу еще при царе открыли, неужели при вас закроют?
Президент вздохнул и, вежливо согласившись с директором коровника, передал его двум помощникам — изучить график, записать цифры и населенные пункты. На губернатора бросил короткий взгляд-приказ: «Убейся апстенку!» Сам же быстро покинул выставку.
* * *
— Протокол официальной поездки, он как милицейский протокол — всегда переписать можно, — Рассказывал Тане фотокор Васильев, самый ветеранистый ветеран подобных поездок. — Президенту ведь не прикажешь. Вот, помню, лет шесть назад был случай в городе Кириллове — это у соседей, Вологодская область. Зашел Путин в магазинчик, в обычное сельпо. Ему глава района до этого говорил: мы всю свою пищевку сохранили, даже хладкомбинат, и у нас, мол, лучшее мороженое в области. Захотелось Путину мороженого — обычного пломбира в фольге.
И тут оказалось, у главы государства денег нет. Спросил свою свиту — тоже нет. Ни рубля, ни доллара.
— Этим детям хрущевской эпохи довелось жить при коммунизме, — ехидно заметил Тележников.
Вот именно. Только у охранника нашлось сто рублей. Продавщица дала мороженое на всю сумму — десять брикетов. Путин взял себе брикет, раздал свите — угощайтесь. Мне не досталось, ну я и не просил — еще запачкаю аппаратуру. Президент сел в свой броневик, его окружение тоже. Поехали к монастырю. Там от магазина — пешком пять минут. Приехали, стоит президентский автобус, и никто из него не выходит. Вокруг и районные власти столпились, и прочее окружение. Никто понять не может, в чем проблема. А все просто: нельзя же выйти на июльскую жару с недоеденным мороженым — сразу растечется. И в машине не оставишь — холодильник не предусмотрен. Так и доедали второпях. Кто-то даже ангину схватил.