— Я как-то при тебе сказал, что не шучу даже первого апреля.
* * *
Здравствуй, Дед Мороз.
Извини, что пишу тебе сейчас, весной. Но мне нужен подарок не к Новому году, а сейчас. У меня есть сестренка Алина, ей три года. А мне уже шесть, и первого сентября я пойду в школу. Алина останется одна дома.
Мама хотела отдать Алину в детский сад. Там ей сказали, что у них мест нет. Тетя-начальница сказала ей: «Вы, мамаша, с луны свалились? Нормальные мамаши занимают очередь в детском саду, пока еще не родили, а вы решили, будто для вас сейчас место есть! Пусть ребенок сидит дома с бабушкой, или наймите няню».
Бабушка Аня умерла давно, когда я была маленькая. Денег нанять няню у мамы нет. Поэтому, Дед Мороз, подари, пожалуйста, нам няню. Только чтобы она была добрая.
Даша Терентъева,
город Нямдора, Карелия.
* * *
Немного позже прихода Столбова в полпредство на Северо-Запад пришло глобальное потепление. Преждевременно, резко и без всяких намеков на прекращение. Ко Дню Победы установилась страшная жара — купаться было холодно только в Неве и Ладоге, в остальных водоемах — хоть по часу плескайся.
Черемуховые холода не состоялись. Два-три редких майских дождика оказались на редкость скудными, смех один, а не дождики, даже зонтов не смочили, не говоря уж про землю. С запада налетали тучи, но они проносились над городом, что твоя фанера над Парижем, проносились, если верить синоптикам, чтобы излиться над Валдаем.
Так что сезон белых ночей выдался не то что без ливней, гроз и наводнений, но даже без пошлой мороси. Зонты пылились на полках, в иных квартирах ими не пользовались с прошлой осени.
И туристы, и аборигены радовались такому подарку природы. Подшучивали: на Неву, мол, в этом году можно не только любоваться, можно и купаться в ней. Кайф портила лишь одна неприятность. Безветрие, окончательно установившееся в июне, окутало город жесточайшим смогом. Доброе начальство отпускало подчиненных, имевших загородные дачи, уже в четверг. Прочий народ терпел в городе.
Дым затягивал не только город, но и областные дороги. Из-за него и произошло ДТП, в иных условиях, пожалуй, невозможное.
Случилось оно на Таллинском шоссе, на границе Кингисеппского и Волосовского районов. Тракторист агропредприятия «Новое знамя» совершал обычный рейс с прицепом, полным навоза. Основной сложностью маршрута считался перекресток проселочной с шоссе — иной раз приходилось ждать минут пятнадцать, пока возникнет окно в бесконечной веренице летящих машин.
Сегодня Витька Сорокин, водитель почтенного годами «Кировца», твердо решил не уступать дорогу «бандюкам и буржуям». Решимость укрепила ночная гулянка с подругой Светой и ранний выход на смену без всякого протрезвления. А тут еще эта погань нечеловеческая — торфяная дымовуха… Короче, зол был Витька на весь мир и со злости этой поехал через шоссе, несмотря на слышавшуюся вдали милицейскую сирену. «Успею, — думал он, — а не успею, так он притормозит. Сам же поймет: чего взять с меня и моего долбаного колхоза?»
Уже на середине трассы чуть-чуть протрезвевший Сорокин удивился тому, как быстро приближается сирена. «Под сто двадцать жарит, а то и больше».
Тут как раз мент и вылетел из дымного тумана. И за секунду до неизбежного удара о «Кировец» совершил единственный маневр, дающий ему хоть какие-то шансы: рывком руля свернул налево и, кувыркаясь, отправился в кусты.
Витька не успел решить, радоваться или ужасаться такой судьбе мента, как понял, из-за чего заливалась сирена. Сзади несся фургон на скорости, почти невозможной для машины этого класса. Над кабиной крутился желтый маячок.
Не важно, что в эту минуту думал Витька, да и думал ли вообще. Важно, что случилось. «Кировец» почти переехал шоссе, но путь фургону преграждал прицеп. Шофер фургона, в отличие от мента, стал выворачивать вправо. И почти вывернул. Но стал жертвой своей дикой скорости и медлительности прицепа…
Удар Витька ощутил. Даже слетел с сиденья и слегка покарябал лицо. Выругался, смахнул кровь, заглушил трактор.
Ментовская машина улетела далеко, сразу и не разглядишь, где приземлилась. Поэтому Витька, выпрыгнув из кабины, отправился смотреть, что случилось с фургоном. Заметим, к его чести: о судьбе своего навозного прицепа он пока не думал.
С первого взгляда Витька понял: все очень плохо. Фургон лежит на боку, кабина разворочена и сплющена. А что стало с водилой, лучше и не думать, чтоб не стошнило.
Сорокин осторожно, ступая чуть ли не на цыпочках, приблизился к кабине. Стекло было покрыто паутиной трещин, но не разлетелось. Ни стонов, ни шевелений не было. Доносилась лишь какая-то веселятина от «Европы плюс». «Ладно, МЧС вытащит», — подумал Витька.
Вообще-то он мог бы вскарабкаться на разбитый фургон и попытаться до приезда МЧС открыть дверцу кабины, а если кто-то жив, то и попытаться вытащить. Так Витька и хотел сделать. Но у похмельного стресса своя философия. Она подсказала Витьку, что он не реанимобиль и раненым, если и вытащит, не поможет. Да к тому же Сорокин отвлекся на содержимое, вывалившееся из распахнувшихся от удара дверец фургона.
Груз оказался простецким — коробки с бананами. Зеленые и доспевшие в пути (их аромат пробивался сквозь запахи бензина и машинного масла). Витька нагнулся и потянулся… Но не к банану, а к небольшой пластиковой коробке, лежащей среди большого короба. Взыграло подпитываемое невыветрившимся хмелем любопытство. Сорокин не мог представить какое дополнение к бананам должно перевозиться в коробках с ними.
Он открыл футляр и увидел разноцветные таблетки, а может, жевательные конфеты. «Их что, продают вместе с бананами? Для детей?» Правда, рисунки на конфетках были совсем не детские: зодиакальные знаки, числа — чаще всего три шестерки.
Сорокин не читал сказку про Алису, но как-то получилось, что его рука протянулась к таблетке с надписью «Eat me!». Рука взяла таблетку и положила в рот.
Судя по гадостному вкусу, это была не жвачка. А значит, надо глотать, а не жевать. Сорокин проглотил.
Таблетка сработала быстро. Не успел Витька завершить осмотр внутренностей фургона, как к нему вернулась ясность ума и мысли. Правда, радости она ему не принесла. «Я не знаю, сколько народу угрохал, а таскаюсь здесь среди фруктов и конфет», — пришла ему в голову мысль. А так как таблетка еще и подарила определенную бодрость, то он решил немедленно забраться на кабину и попытаться вытащить хоть раненых, хоть трупы.
И он направился к кабине. Правда, перед этим нагнулся и поднял горсть разноцветных таблеток. Зачем добру пропадать!
Сделал несколько шагов и остановился, чуть не вскрикнув от радости. Дверца кабины медленно открылась, и из нее высунулся пассажир, верно экспедитор, сопровождавший груз. Лицо экспедитора было в крови, но двигался он более-менее уверенно.