— А что, у детей органы другие?
— Отойдите от света, молодой человек, и хватит пистолетом размахивать.
— А, ну да, — Вовчик спрятал оружие.
— На предохранитель поставили? — уточнил осторожный пассажир.
— Я с него и не снимал. Слышь, парень, когда остановка?
— Первая в Болотом. Это три часа езды.
— Не пойдёт, старый. Поближе есть что-нибудь?
— Да, скоро Тосно будет.
— Остановишь поезд. Сбегай, договорись с машинистом.
— Нельзя, график.
— Я тебе покажу график. Я сам стопак сорву! Иди договаривайся. Вали всё на чёртово Министерство внутренних дел, которое не даёт людям спокойно путешествовать на юга.
— Вашу фамилию можно узнать?
— Белкин. Группа пролетарского гнева, тьфу ты, отдел по раскрытию убийств.
Сергей ещё раз посмотрел на упакованный рюкзак, прикинул что-то на пальцах и снова начал перекладывать вещи. Он очень любил это занятие. Сам процесс сборов. Каждая вещица, каждая мелочь должна лежать в строго отведённом ей месте. Особенно стеклянные сувениры и посуда. Чтобы не разбились за время долгой поездки. И чтобы при этом не занимали много места в рюкзаке. Поплотнее, покомпактнее…
Внезапный телефонный звонок оторвал его от столь важного занятия. Он не удивился. Должна была звонить хозяйка — уточнить время его отъезда, чтобы приехать, проверить квартиру и забрать ключи.
— Слушаю, — снял трубку Сергей. Тишина.
— Алло, слушаю вас.
Короткие гудки.
Сергей пожал плечами. Вероятно, ошиблись номером. Он повесил трубку и вернулся в комнату. Чёртова коробка с вазочкой никак не хотела влезать в рюкзак…
* * *
— Алло, алло, Гончар, ты? Паша! Твою мать… Это я, Белкин! Труба! Казанову зацепили. «Пером», вроде несильно. Оклемается. Но мы тут зависли! Не выбраться! Черепа хапнули. Пиши адрес. Да, потом объясню! Пишешь? Лиговский. Рядом с психушкой, это у Обводного. Дом с магазином «Абсолют». Водка такая, шведская. Помнишь, мы купить хотели, да «бабок» не хватило? Ну да! Квартира сорок. Они сегодня пойдут! Ночью. Гоните туда. Мичуринцев возьмите. Всё, Гончар, давай. Я приеду, позвоню. Да не знаю я! Вроде двое, хотя чёрт этих педиков знает! Пока…
Белкин с силой треснул по рычагу. Медсестра, сидящая напротив, вздрогнула и предупредила:
— Поосторожнее, молодой человек.
— Я не хотел. Слышно плохо.
Белкин отрешённо уставился в пол. Как странник, перенёсший ради какой-то своей цели долгую дорогу, но только в самом конце понявший, что путь его был напрасен.
Через минуту он обратился к девушке:
— Как до города можно добраться?
— На электричке.
— Когда ближайшая?
Медсестра взглянула на висящее над её столом расписание.
— Через час. Летом, как обычно, пути ремонтируют, поэтому электрички реже ходят.
Вовчик глубоко вздохнул:
— Я позвоню ещё?
— Пожалуйста.
Он снял трубку старенького больничного аппарата и закрутил диск.
— Тань, это я, Тань. Я опоздаю на день рождения, Тань… Такое дело, знаешь. Я потом объясню! В области я, в области. Казанову подранили. Я у него сейчас. Я не хотел, Тань… Тань… Подожди…
Вовчик оторвал трубку от уха и медленно положил её на рычаг.
Медсестра опустила глаза, ковыряясь в каких-то бумажках.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
Вовчик взглянул на часы. 21:30. Чёртово время. Почему нельзя его где-нибудь взять? Или купить? Купить время? Интересно. Бред какой-то.
Домой он, в лучшем случае, приедет за полночь. Если вообще приедет.
Он поднялся и побрел к выходу из больницы, закинув на плечо поясную сумку Казанцева с пистолетом и «ксивой» внутри. Сам Костик находился на операции в одной из палат местной больницы. Рана была не очень серьёзной, но последствия могли оказаться непредсказуемыми. Однако, по словам хирурга, процентов семьдесят, что всё обойдётся.
Черепа Белкин ещё на станции сдал в местное отделение, вызвав машину из будки билетера. Сержант-водитель, приехавший на стареньком, еле живом УАЗике, подкинул Вовчика до больницы, пообещав договориться с начальством, чтобы Новикова держали до утра.
Белкин вышел на улицу и отправился на остановку, где, постояв немного, понял, что общественный транспорт в данном месте — давным-давно забытая роскошь. Поэтому, боясь опоздать на электричку, он пешком двинулся на станцию.
* * *
Сергей открыл глаза, но тут же зажмурил их от ударившего, словно ножом, электрического света. По инерции он поднял голову с подушки, но чья-то рука, схватив сзади за волосы, вернула его в исходное положение. В горло уперлось острие узкого лезвия.
— Лежать. И тише, а то голосовые связочки повредим.
В комнате находилось трое. Напротив, усмехаясь, стоял высоченный парень с вытянутой как дыня, головой, с узкими изогнутыми бакенбардами и зализанными назад сальными волосами. Короткая, не по размеру чёрная куртка с затёртыми до белизны локтями, вылинявшие брюки и надетый на правую руку шипованный кастет. Ничего видок. Впечатляет. Второго, стоявшего позади кровати, Сергей видеть не мог. Он только чувствовал его руку, крепко вцепившуюся в волосы. А нож давил в шею с такой силой, что Сергею начало казаться, будто лезвие давно уже впилось в плоть.
Сергей даже не пытался кричать — он решил, что крик вызовет ужасный приступ боли. Ситуация напоминала снившийся ему постоянно кошмар: к нему домой приходят страшные монстры и пытаются убить его. Сергей сначала бросается к дверям, но замок ломается, а когда их руки протягиваются к его горлу, он кричит. Но крика нет. Только судорожные конвульсии гортани. А затем он улетает. В безграничное небо. На огромной скорости, на небывалую высоту… Спасительную высоту.
Сейчас он очень хотел улететь…
Третий вязал ему ноги. Белой бельевой верёвкой, приготовленной, наверное, заранее. В облике этого парня мелькнули знакомые чёрты. Когда же тот поднял на секунду глаза, Сергей сразу вспомнил — именно он предложил ему комнату на вокзале.
Господи, по сколько ж им лет? Не больше пятидесяти на троих. Но они не играют в «полицейских и воров»… Они хотят…
— Молодчинка, не дёргаешься. Это, кстати, правильно. Теперь хотелось бы поговорить по-деловому.
— Что вам надо? — еле выдавил из себя Сергей.
— Мы не любим жадных людей. Циркуль, ты любишь жадных людей? Во, не любит. Надеемся, ты не жадный мужик. Надо бы поделиться.
— Чем, чем поделиться?
— Денежками. Это такие бумажки. Которые ты получил недавно из какого-то Красногорска. Много, много бумажек.