– Я тоже.
– Держи, я запомнил. Только, Бога ради, не играй в шпионов и не жги ничего в машине.
Когда выйдешь, разорви и выкини в любую помойку.
– Я понял. Скажите, я могу положиться на качество работы?
– Глупый вопрос. Я никогда ничего не гарантирую. Все может случиться. Но до сегодняшнего дня я не допускал брака.
Водитель завел двигатель и выехал на проспект.
– Где тебя высадить?
– У «Астории», это рядом с Исаакием.
Водитель не ответил. Минут через десять, проехав по самому короткому пути, он притормозил у дверей отеля.
Пассажир положил на «торпеду» пару купюр и, не говоря ни слова, вышел. Никто из прохожих не обратил внимания на эту обычную сцену – человека подкинули, заработав на бензин.
Пассажир прошел метров сто по уходящей от отеля улице и вновь открыл дверь машины. Опять-таки весьма непрестижной марки. На сей раз он сел на заднее сиденье.
– Как дела, Игорек? Все в порядке?
– Да, благодарю, Павел Николаевич.
В машине, кроме Павла Николаевича, сидел водитель.
– Тебя подвезти?
– Да, домой.
– Хорошо.
Павел Николаевич кивнул водителю, тот вырулил с разрисованной белыми полосами парковочной зоны.
Затем пожилой человек достал портсигар и прикурил папиросу.
– Я должен вам что-нибудь? – спросил Игорь.
– Ты постоянно задаешь этот странный вопрос, Игор„к.
– Потому что это стоит денег.
– Брось, мой мальчик, забивать голову ненужными мыслями. Я не люблю заниматься благотворительностью, пуская пыль в глаза мировой общественности, но я никогда не забываю про свои неоплаченные векселя. Какова бы ни была сумма, пусть даже такая мизерная.
Павел Николаевич улыбнулся. Затем провел морщинистой, со вздутыми венами рукой по бело-желтым волосам.
– С годами становишься сентиментальное, Игорек, как это ни странно. И это не так плохо, мой мальчик. Перед дальней дорогой думаешь только о том, что останется позади. Плохо, когда одни камни.
Павел Николаевич затушил окурок.
– Сюда.
Машина остановилась.
– До свидания, Игорек. Ты знаешь, где меня найти.
Павел Николаевич протянул руку.
– Да, еще раз спасибо.
– Перестань, Игорек. Ты меня нисколько не стеснил. И не беспокойся больше об этом.
Он никогда не ошибается. Если, конечно, не случится чудо. Но чудес, к счастью, а может, к сожалению, не бывает. Да, чудес не бывает.
Машина затормозила, Игорь вышел.
Павел Николаевич взял с «торпеды» свой портсигар ручной работы, обрамленный по периметру настоящими бриллиантами, переложил его в карман потертого пиджака и вполголоса то ли водителю, то ли самому себе сказал:
– Какая редкая удача, что у твоих противников есть такие замечательные враги. Они все сделают сами. Тебе остается только немножко им помочь…
Петр Егорович сдвинул очки на нос и посмотрел на Белкина:
– Володя, вы уверены, что он должен быть здесь? Виноват, но фон несколько необычен.
– Не уверен. Мало того, если он тут и есть, то так просто вы его не узнаете. Он мог изменить внешность. Отрастить усы, надеть очки… Я к вам поэтому и приехал. Вы знали его двадцать лет и можете опознать в любом, так сказать, виде. Смотрите, смотрите…
Петр Егорович вновь начал перекладывать фотографии.
– Мать честная, а это кто? Знакомое лицо.
Белкин заглянул через плечо пенсионера:
– Артист Баклажанов.
– Точно ведь. Да не может здесь быть Игорька, он же никто, а тут публика какая!
Белкин стоял у окна, постукивая пальцами по подоконнику.
– Садись, Володя, стульев, что ли, нет?
– Ничего, насижусь еще.
Пенсионер отложил фотографии, сделанные внутри «Невского паласа», и перешел к уличным.
Вовчик уловил резкий вздох Петра Егоровича, потому что, не отрываясь, смотрел на лицо пенсионера:
– Что?!
– Я не знаю, но…
– Это он?!
– Понимаете, я плохо вижу, очки слабые…
– Вы узнали его? Который? Петр Егорович, ну!
– Вот этот, что садится в машину. Я не могу представить. Почему же он ни разу мне не позвонил?
– У него не было жетона.
Петр Егорович снял очки и уставился на свой люк.
– Володя, открой, пожалуйста, пусть поллитра зашлют.
– Может, не стоит?
– Стоит, стоит. Значит, тогда, на Гороховой, мне не показалось. Что же он?.. Я ж как отец ему…
Белкин рассматривал фотографию. Молодой, крепкий парень в строгом костюме открывал или закрывал двери «иномарки». Внутри «Паласа» он ни разу не попал в объектив. На улице, вероятно, его щелкнули аппаратом с сильным приближением, с противоположной стороны Невского. Номер машины просматривался не полностью.
«Иномарка» стояла несколько особняком и попала в срез кадра.
Белкин пересмотрел другие фотографии. На них машины не было вовсе. Фотограф оставил ее без внимания, как не участвующую в происходящих событиях.
Модель все же удалось рассмотреть. Черная «Мазда», не очень престижная «тачка», если, конечно, сравнивать со стоящими перед входом.
– Он сильно изменился?
– Нет, почти нет. Только волосы. Раньше он был русым.
Володя нагнулся к люку. Из нагрудного кармана белкинской рубахи на пол вывалился нож-расческа, найденный в квартире Рашидова. Вовчик проворчал что-то и убрал расческу в карман.
– Погоди, Володя…
– Что?
– Это, это нож?
– Нет. – Белкин извлек расческу и нажал на кнопочку.
– Можно посмотреть?
– Да, пожалуйста. Зоновский сувенир, один чудик подарил, ныне покойный. У меня много таких игрушек. На зоне иногда настоящие шедевры делаются. Это-то так, баловство.
– А тот, который покойник… Откуда у него эта расческа?
Белкин выпрямился:
– Петр Егорович, вам что, знаком этот сувенирчик?
Пенсионер положил сувенир на стол и, опять уставившись в люк, пробормотал:
– Это расческа Игорька…
Белкин не удержал крышку люка и после ее громкого падения произнес весьма содержательную фразу:
– Да-а-а?!
* * *