— Угомонишься — снимем. — Помощник захлопнул калитку за пленником.
Пленник, судя по гардеробу, не принадлежал к сливкам буржуазного общества. Замызганная фланелевая рубашка, выгоревшая матерчатая жилетка, лоснящиеся от грязи джинсы и коричневые туфли со сбитыми каблуками. Небритый лик, печальный взгляд. Коля, хоть и не был сторонником теории Ломброзо, но по характерной морде соседа, словно срисованной с книги «Приключения питекантропа», понял, что свитер на полу все-таки не валялся. Уверенности добавляли бледно-голубые наколки уголовной направленности на пальцах правой руки.
Пассажир по инерции пару раз саданул ногой по двери, вновь матюгнулся и, не рассматривая интерьер камеры, сразу плюхнулся на скамью рядом с Колянычем и вытянул ноги. Чувствовалось, что посещение подобных мест для него не в диковинку.
— С-суки потные! В «браслетах» на кичу! В СС такого не позволяли!..
От мужчины несло табачным перегаром, чесночной колбасой и свежевыпитым коньяком. Именно коньяком. Либо коньячным бренди — Коля, как человек, в прошлом неравнодушный к алкоголю, легко угадывал первопричину выхлопа, как Холмс определял сорт табака по пеплу. Сейчас-то он практически не употреблял — во-первых, врачи не рекомендовали в связи с травмой ума, а во-вторых, просто некогда. Торговать пылесосами в нетрезвом виде — первый шаг в финансовую пропасть.
— Хер им, а не статья! — Не представившись, мужик принялся доказывать соседу несостоятельность обвинения. — Рамка не звенела, на кассе меня не приняли. [6] А что потом было — судью не колышет!
Коля пожал плечами, мол, его проблемы трудящегося интересуют не очень.
— Ну скажи, разве я не прав? — Сосед настойчиво навязывал Коле диалог.
— Послушайте, — поморщился Коля, — мне нет никакого дела до вашего свитера.
— Да если б он мой был! Голяк полный! Беспредел!.. Им «палки» нужны, а я крайний! Так любого можно!.. Вот тебя за что?
— Дорогу перешел в неположенном месте.
— Не, мужик, дело твое, не хочешь базарить, не базарь, но ты просто рассуди — купил Ирке, ну, бабе своей, духи на именины. Заплатил по чесноку — две сотенных. Выхожу за рамку — валяется пакет. Вот ты бы не поднял? Поднял! Все бы подняли! Раскрываю — там свитер. Видать, обронил кто-то. Хотел на кассу вернуть, а толстуха-кассирша вой подняла, словно потерпевшая. «Украл, украл!!!» Цирики магазинные подбежали, в оборот взяли, ментовку вызвали. Типа, свитер этот сраный шесть косарей стоит! Объясняю им — я человек честный, копейки чужой в рот не возьму. А эти и слушать ничего не хотят! На весь универмаг кипеж подняли! И вот доказывай теперь, что не колбаса! Я и спрашиваю — это справедливо? За чужой кусок тряпки новый срок? Ладно б за свой!
— А что, был старый? Срок?
— Да какая разница? Что было, то прошло! Искупил. Блин, Ирка ждет, а мне даже не позвонить. Обидится. Ты не позвонишь, когда выйдешь? Предупреди, что здесь, а то ведь решит, что к своей бывшей сбежал!.. Хотя… не надо. Она тоже хороша, утром истерику из-за поллитровки закатила. Сама выжрала, а на меня валит. Черти, курево отобрали. Эй, снимите «браслеты»! Больно же! Руки занемели!
— Угомонился? — раздался голос извне.
— Да.
Сержант открыл камеру и освободил пленника от оков, но не от плохого настроения. Пленник напомнил про адвоката:
— Положняк, однако. Имею право.
— Вот и имей! Хоть сзади, хоть спереди, — помощник захлопнул дверь.
Мужик вернулся на скамью и продолжил ныть про несправедливость и отсутствие счастья в жизни. Потом представился:
— Меня Колей звать. Николаем то есть.
— Вадим, — в свою очередь назвался Коляныч, чтобы не показаться невежливым. Обидится еще и ухо откусит. От подобных типов с багажом статей всего можно ожидать.
— Давно здесь?
— Не очень.
— Чего нерадостный такой? Срок корячится? — не без участия поинтересовался магазинный вор.
— И не один.
— Серьезная статья или так — бакланка?
— Серьезная. Как атомная война.
— Ты не подумай чего, — почесал приплюснутый нос сосед Коля, — я просто в таких делах опытный, а ты, Вадик, гляжу, первоход. Пособить могу.
— Почему это первоход?
— Глаз-алмаз. Может, конечно, в ментовке и не впервой, но на зоне точно не был. Зона отметину оставляет.
Коляныч молча кивнул головой, потом переспросил:
— А ты, стало быть, не первоход?
— Ну, есть такое дело. Оступился, как в лагерной характеристике написано. Три раза. Но здесь со свитером у них не прокатит. Вчистую выйду. Я теперь грамотный. Так что, ежели какой совет дать, не стесняйся — подскажу. Лучше всякого адвоката. Они только деньги тянут. Или привет кому передать. Я по-любому соскочу, ничего у ментов нету. А ты, главное, не колись. Всегда успеешь. Вот слушай. Меня в девяносто пятом на хате прихватили. Охрана. С козла одного решил должок снять, ну и подломил ему дверь. А она на сигнализации. Прямо на выходе меня и приняли с вещичками в руках. Считай, все — семилетка в перспективе, с учетом прошлых заслуг. Но обломилось у оперсосов. Соскочил.
— Как? — искренне заинтересовался Коляныч.
— Как в шахматы переиграл. Они ж на два хода вперед думать не умеют. Особенно молодежь. А опытных здесь сейчас и не осталось. Разбежались все в коммерцию. Так и так, говорю, моя хата — не отрицаю. Они, как водится, давай на «глухари» раскручивать — нет ли за тобой еще квартир. Я в открытую загружаю — хат больше нет, но если хотите — возьму. Мне один хрен максимум влепят, а вы мне за это условия в «Крестах» обеспечьте, с бабой свиданку устройте на уличной.
— Где? — переспросил Коляныч.
— На уличной. Проверка показаний на месте по-ихнему. Оперсосы и повелись. Давай мне адреса обворованные называть. Я на протокол штук пятнадцать взял. Потащили на уличную, с понятыми, с адвокатом, с экспертом. Тут я и дал реверс — ни хрена не помню, с обстоятельствами и числами путаюсь, короче, явно на себя наговариваю. А на суде и вообще заявляю — никого не грабил, менты били-угрожали, заставили оговорить, сами адреса назвали, в том числе и тот, где меня поймали. Зашел, мол, в подъезд нужду справить, гляжу, дверь сломана, заглянул — а тут охрана. Вещички мне в руки сунули — и в машину.
— И что, прокатило?
— Еще как! Ну какой идиот по доброй воле будет себе пятнадцать эпизодов на шею вешать? Короче, полная оправдаловка. — Сосед нагнулся к Колиному уху и шепотом добавил: — Так что, старик, не сомневайся. Помогу. Ну, кому привет передать?
Выхлоп коньяка и противное амбре дешевой колбасы заставили Коляныча брезгливо поморщиться. «Свежее дыхание не облегчает понимание».
Свежесть дыхания. Стоп. Свежесть. Товарищ, как сам утверждает, опытный. И вряд ли пошел бы на дело бухим. Да и не на что ему коньячок трескать. Он свитер умыкнул, чтобы на выпивку раздобыть. И кто ж его тогда коньячком угостил? В универмаге? Или в милиции? Это тебе, мужичок, для снятия нервного напряжения. И колбаски закусить. «Welcome». Нет. Не угощают здесь, это не ресторан. А его угостили. И уж больно быстро он начал услуги предлагать. Практически с порога, словно цейтнот у него. И про подвиги собственные рассказывать. Опытные никогда не рассказывают, потому что стукачей боятся. Если только…