Когда спустя минуту он выпрямился, жадно дыша, в сортире уже никого, кроме мух, не было. Бригадир вновь прислушался.
– Чье это, а? Я последний раз спрашиваю, сучка сельская.
– Я не знаю… Кто-то из туристов забыл.
– Какие еще туристы? Ты что, издеваешься над нами, прошмандовка? Витек, тащи канистру…
Вероятно, они нашли что-то из его вещей, скорей всего, окровавленные брюки.
– Сейчас пропустим ее по разку, а потом подпалим вместе с халупой. Держи, держи ее…
Голос утонул в звуках возни. Наверное, Ангелина пыталась вырваться, но тщетно. Раздался треск разрываемого платья, затем леденящий крик несчастной девушки. Бригадир заткнул уши. Точно так же они поступили с Ксюшей, она так же кричала, так же умоляла о пощаде… Ублюдки! Он поднял глаза. До отверстия было метра полтора, не так и высоко, если бы… Если бы он стоял на твердой почве, а не плавал в вязких нечистотах. Самостоятельно выбраться невозможно. Абсолютно невозможно… Но зато, если бы он выбрался… Они ждут его откуда угодно, только не отсюда. И они слишком, увлечены. Это был бы приятный сюрприз, это была бы славная охота. Бригадир застонал… Лопата. С ним же лопата, можно попытаться. Подпереть ее к стене и, встав на нее, дотянуться до отверстия…
Ангелина кричала так, словно ее пахал слон… «Молодец, она отвлекает их. Погоди, погоди, я сейчас… Помогу». Бригадир поднял лопату и приставил ее под углом к стене, прямо под отверстием. Попробовал на прочность. Лишь бы выдержала… Должна. Древко было из карельской сосны. Порода прочная, но гибкая. В старину корабелы строгали из нее мачты парусников. Он поставил ногу на торчавшее из дерьма древко. Оперся о стену рукой и прыгнул… Пальцы скользнули по краешку отверстия, Бригадир не удержался и рухнул вниз, сорвав с насиженных мест вихрь черных мух… Протирая глаза, выпрямился и вновь устремился к лопате. Должно получиться. Докажи им, докажи! Бедная Ангелина. Она уже не кричала, а тихо, жалобно постанывала. С четвертого раза ему удалось удержаться. Он перевел дух и подтянулся, выбираясь из дырки. Руки скользили, мухи кусались. Бригадир уперся локтями в края отверстия, затем дернулся и вывалился наружу. Он молил Господа, чтоб кому-нибудь из врагов не приспичило. Быть услышанным он не боялся, негодяи слишком увлеклись своим мерзким занятием, да и мухи гудели, словно реактивная турбина.
Бригадир выпрямился, стер с лица фекалии. Лопата осталась внизу. Идти без нее на вооруженных бандитов – все равно что охотиться на кабана с канцелярской скрепкой. Надо достать лопату. Он быстро осмотрелся. Кроме рулона туалетной бумаги «Хаггис» и ржавого ведра, ничего в сортире не имелось. Ведро! Бригадир оторвал проволочную ручку, согнул из нее крюк. Склонился над отверстием, широко раскинув ноги, чтобы не свалиться. Крюком зацепил древко и вытащил лопату. Все, ребята, сейчас поговорим. Потолкуем…
Он приоткрыл дверь сортира, выглянул в коридор. До комнаты, из которой по-прежнему доносились стоны Ангелины и тяжелое рычание мучивших ее зверей, метров пять. Главное – неожиданность, главное – результат, а не участие.
Он шагнул в коридор. Ступни скользили по полу, пришлось опереться на лопату. Бригадир считал шаги. Перед дверью комнаты остановился, вытер ладони о стену и сжал лопату в боевой позиции.
– Витек, что-то дерьмом несет. Сходи, дверь прикрой в сральнике.
– Лады.
Бригадир отступил на шаг и поднял лопату на уровне шеи.
Дверь распахнулась…
Генка нажал кнопочку стеклоподъёмника и после того, как стекло бесшумно опустилось, сунул в протянутую ладошку червонец.
– Держи, конфет купи.
Пацан протер боковое зеркало, и Генка дал ему еще один червонец. Довольный мальчишка пошел к обочине, рассовывая деньги по карманам. Загорелся зеленый, Генка, улыбнувшись, рванул сразу со второй передачи, оставляя за спиной попутные машины. На обочине голосовали две девчонки. Генка притормозил.
– Залазь, девочки. Прокачу с ветерком. Одна заглянула в салон.
– Отдохнуть не желаете? – улыбнулась она. – С ветерком?
– Отдохну с удовольствием! – Генка сверкнул только что вставленными золотыми фиксами.
– За удовольствие – отдельная плата.
– Ой! – вскрикнула вдруг вторая и потащила подружку от машины.
– Ты чего? – зашептала та.
– Не узнала, что ли? Это ж сам Бетон. Авторитет-беспределыцик. Пошли отсюда, еще изуродует…
Генка нажал на газ. Не хотят кататься, не надо. Он любил катать девчонок, просто так, без всяких посторонних мыслей. Один раз подвез бабку с тяжелыми сумками. Бабка перекрестила его.
Да, здорово быть авторитетом. Когда Генка заявился к начальнику вокзала, выгнавшему его в свое время, тот чуть под поезд не бросился со страха. «Ах, Геннадий, это я не со зла, это вспылил я просто… Прошу покорно простить… Всегда к вашим услугам, если билетик там понадобится на Южное направление или еще чего по нашей линии…» Генка великодушно простил, потрепав начальника по плечу: «Ладно, живи пока… А на поездах я не езжу. В падлу».
Бороду, жалко, сбрить пришлось. К бороде Генка привык и без нее даже в «Кардене» чувствовал себя голым. Зато зубы вставил. В лучшей городской клинике. Расплатился из взятого в банке кредита, хотя мог и не расплачиваться. На днях присмотрел квартирку. Пятикомнатную, в престижном районе. А то не пристало авторитету жить в заводской общаге с клопами, пускай даже и в отдельном номере. Квартирку продавал какой-то еврей, бросающий страну на произвол судьбы. Деньги потребовал вперед, невзирая на Генкин имидж. Обидно, взятого в банке кредита может не хватить, а дадут ли еще один – вопрос. Ничего, если Сашок имидж поднимет, дадут. Квартирка хорошая, большая, а дом с теплым, сухим подвалом…
Вообще настроение у Генки было превосходным, он наслаждался жизнью и, как говорилось в рекламе «Пепси» (НЕ РЕКЛАМА!), брал от жизни все. В кармане хрустели ассигнации, над головой была крыша, под задницей новенький автомобиль, но главное – он, наверное, первый раз в жизни чувствовал себя не рваным листиком на ветру, а самим ветром. Свободным и грозным. И от этого душа наполнялась гордостью и поэзией. Все проблемы мгновенно решались, все двери открывались, стоило произнести волшебные слова: «Ты думай, с кем разговариваешь! Я – Бетон!»
Был теплый летний вечер, Генка проскочил мост через Блуду и вскоре подъехал к родному общежитию. У Шурика горел свет, можно заскочить, дернуть портвешка. Генка отоварился, купив пару бутылочек в винном салоне. Он затормозил на площадке перед входом, выключил двигатель и приоткрыл дверь «хонды»…
Выйти из машины у Генки не получилось. Выйти самостоятельно. По той причине, что его оттуда вынули. Ловко, быстро и умело. Словно огурец из банки. Авторитет даже не успел сообразить, что произошло. Сначала в стекле мелькнула пятнистая маска, затем дверь распахнулась и Генка получил резкий, сокрушительный удар по только что вставленным зубам. Пока он пытался сориентироваться в пространстве, кто-то схватил его за шиворот, выволок из машины, приподнял над землей, а затем с размаху швырнул на асфальт, сопровождая сей бросок упругим щелчком ногой по Генкиным гениталиям. После такой психологической обработки бедняга перестал чувствовать боль и с полным безразличием смотрел на разбросанные по асфальту золотые фиксы.