– Ложись!!! – громовым раскатом прокатилось эхо над полями, поднимая в небо потревоженных ворон.
Прокричав, Алик рухнул в траву и вжался в грунт, словно придавленный трехтонной плитой таракан. Из земли вырвался небольшой фонтан огненных брызг, сопровождаемый слабым хлопком.
– Вставай, подрывник, – рассмеялся Лакшин, бросая брелок в каску. – Ты кому бомбу-то заложил? Бетону, что ли?.. Слышь, Бетон, с тебя простава за сохранность здоровья. Кабы мы зарядик не убавили, лететь бы тебе сейчас над Блудой. Понятые, все видели?
Два мужичка, стоявшие в сторонке, утвердительно кивнули. Генка перекрестился, хотя в Господа не веровал. Крендель, молча наблюдавший за сценой, о чем-то задумался и вдруг, резко оттолкнув омоновца, подскочил к эстонцу.
– Ах ты, падла черножопая! Собака эстонская! На хозяина руку поднял! Взорвать решил?! Задушу, пидор нерусский…
Обидные слова сопровождались не менее обидными ударами по лицу лежащего Алика ботинками сорок пятого размера.
– Ну-ка, брек! – раздалась команда, и Кренделя оттащили от лежащего товарища.
– Что-то нервишки шалят, Алексей Максимович. Отдыхать надо чаще.
Буров, тяжело дыша, посмотрел на советчика. Напротив, в новом полковничьем, с иголочки, мундире стояло руководящее звено Северного отдела внутренних дел, мило, дружески улыбаясь.
– Ты?! – искренне удивился Крендель.
– Не ты, а вы, хамло, – звено ткнуло пальцем в широкую грудь Кренделя. – Кстати, а почему вооруженный, особо опасный преступник без наручников?
– Никуда не денется, – заверил старлей.
– Береженого Бог бережет… Надеть! И на остальных тоже.
Смотрящего заковали в американские кандалы, подаренные им же милицейскому ведомству в качестве генеральной спонсорской помощи. Возмущению последнего не было предела. (Опускается.)
– И кто это здесь преступник? – закончив с вульгарно-бранной частью, Буров перешел к существу вопроса.
– Как кто?! Вы, уважаемый Алексей Максимович! Не знаю, как в штате Огайо, но в нашем государстве незаконное ношение огнестрельного оружия – уголовное преступление. До четырех лет. А если по предварительному сговору, то все шесть.
Звено, подцепив прутиком за скобу, подняло пистолет ТТ с земли.
– Извольте… Вы взяты с поличным. Или это дырокол?
– Это не мой! – яростно огрызнулся Крендель. – Мало ли что тут с войны валяется?
– Не было в наших краях войны… Лакшин, верните оружие, куда положено. И это тоже, – звено кивнуло на кольт Камаева.
Ваня четко выполнил приказ руководства, без дрожи в руках воткнув оба ствола за пояса несчастных. Затем взял у старлея обрез и сунул его Генке.
– С поличным так с поличным, – Лакшин обернулся к мужичкам. – Господа понятые, подойдите поближе… Отлично. Сейчас мы в вашем присутствии изымем у этих людей оружие и составим протокол. Будьте добры, взгляните.
Оперуполномоченный прутиком указал на рукоятки и ствол обреза, эротично торчащий из Генкиных плохо выглаженных брюк. Понятые синхронно кивнули, после чего Лакшин умело изъял оружие, разрядил и сложил на травку.
– Распишитесь.
– Ах ты, морда ментовская! – опять взорвался оскорбленный до глубины души Крендель, – сволочь неблагодарная! Забыл, кто тебя начальником сделал?! Кто дочке твоей толстожопой белый рояль с русалками подарил? Кто вас, козлов, креветками кормит?! Кто вам столы на праздники накрывает?!!
– Начальником меня назначило Министерство внутренних дел, а остальное – клевета, – спокойно ответило звено. – Всех в машины!
Крендель прыгнул вперед и зубами вцепился в погон звена.
– Фука, фука пофорная…
Омоновцы бросились к Кренделю, оставив Генку и Камаева без присмотра. Камаев, находившийся в тяжелой депрессии, ничего дурного не помышлял. Генка же понял, что это его единственный шанс. Он сорвался с места, опрокинул одного из понятых и со скоростью молодой лани помчался к обрыву. Наручники за спиной ужасно мешали, но болевшие челюсть, лоб и копчик придавали сил и вдохновения. Пара омоновцев бросилась следом, громко ухая сапогами. Бег и им давался с трудом – тяжелые бронежилеты и каски весили в сумме килограммов тридцать, а маски затрудняли дыхание. Правда, они, в отличие от беглеца, были людьми тренированными и выносливыми. Генка же, избалованный алкоголем, никотином и вынужденным бездельем, начал задыхаться уже после первых десяти метров спринта. Таким образом, погоня обещала быть недолгой. За спиной послышался крик Лакшина: «Не стрелять! Брать живым!»
Генка поймал ртом слепня, зацепился за камень, но устоял. Слепень ужалил в язык и улетел. Преследователи уже дышали в спину чесночным перегаром, еще несколько усилий, и их цепкие руки вопьются мертвой хваткой в карденовский пиджак.
– Стоять, пидор!
«Сам пидор», – подумал Генка, но не остановился, понимая, что в этом случае его ждет, как минимум, реанимационная палата.
До обрыва пять метров! Четыре! Три!..
Руки тянутся к пиджаку, приклад автомата заносится для страшного удара…
Два!
Рука хватает воротник!..
Один!
Приклад опускается!
Ноль!
Воротник трещит! (Подделку сунули! Убью!)
Генка летит в шумные воды Блуды. Омоновцы замирают на самом краешке, не рискуя прыгнуть следом. Тяжелы жилеты, утянут на дно. Бурная ярость! Прощай, премия!
Быстрое течение подхватило авторитета и понесло к мосту. Плыть самостоятельно бедняга не мог, во-первых – не умел, а если бы и умел, то в наручниках далеко бы не проплыл. Единственное утешение, что на дворе лето, и вода теплая. Омоновцы с обрыва наблюдали за героическим заплывом, пока Генка не исчез за поворотом… Генка же, наглотавшись грязной водицы, уже задыхался и практически ничего не соображал. Река несла его безвольное тело к бетонным сваям, торчавшим из воды. За них можно бы зацепиться и отдышаться, но как зацепиться, если руки твои скованы одной цепью? А если проскочишь мост, все – здравствуйте, рыбки, кушать подано. Генка замолотил ногами по воде, пытаясь переместиться левее, хотя бы метра на полтора, тогда есть шанс упереться в сваю. Ну! Ну! Ох, е…!
Не получалось… Не хватило каких-то пяти дюймов! Генка поровнялся со сваей, но не мог за нее ухватиться! Он летел мимо! Стой, сволочь, стой!!! Тормози!!!
Не тормозилось… Плакать хочется… Как обидно! На фига я вписался в это говно? Жил бы себе на вокзале, никому б дела не было. А сейчас? Тону! Тону!!! А-а-а!!!
Из последних сил он дернулся к свае, голова чирканула по холодному камню… Все, бесполезно…
Ой!
Генка почувствовал резкую боль в затылке, вернее в волосах. Ноги резко пошли вперед, по течению. Он от неожиданности нелепо дёрнулся и проглотил очередную порцию воды.