— Молодцы, дело знают.
— Вот, собственно, и все. Я почитал объяснение Блюминга — он ничего не скрывает. Так получается, что состава преступления тут нет.
— Э, э, ты не торопись. Где это ты насчет состава прочитал? В учебнике, что ли?
— Да тут и без учебника ясно, что мужик разбил стекло нечаянно, поскользнувшись. Я зашел уточнить, как мне материал списать и можно ли отпускать Блюминга.
— Эх, молодо-зелено… Ты не переживай, все такими были когда-то. С чего ты решил, что этот Блюминг нечаянно упал?
— Ну, там же лужа… И в протоколе отмечено.
Михалыч быстро пробегает глазами листочек, комкает его и бросает в корзину.
— Вот и нет никакой лужи. Он и не падал вовсе. А будучи в пьяном виде, из хулиганских побуждений нахамил продавцам и разбил стекло. Что это у тебя с лицом? Аллергия? Тавегильчику хочешь?
— А он вот, а они…
— Короче, в чистом виде двести шестая часть первая. Уголовное дело вряд ли возбудим, но «протокольную форму» слепим.
Для никогда не сталкивавшихся с родным законодательством граждан поясняю, что «протокольная форма» применяется к лицам, совершившим какие-нибудь мелкие проступки, когда можно обойтись без длительного следствия, а отправить материал прямо в суд. Санкции там, как правило, штрафные, и в тюрьму человек не садится. Но самое главное, как я уже успел понять из своей небольшой практики, «протокольная форма» идет в положительный баланс раскрываемости наряду с раскрытыми кражами, грабежами и убийствами. То есть, грубо говоря, мы получаем дополнительную «палку».
— Сергей Михалыч, но он же говорит, что нечаянно… И свидетели…
— Ну что ты заладил как попугай — нечаянно, нечаянно…
Еще два листочка с показаниями продавщиц летят в корзину.
— Мало ли что он говорит. Поначалу никто не признается. Поэтому материал тебе отписали, а не участковому. Чтобы ты поработал и все довел до ума.
— А как? Как я заставлю его сказать, что он по пьяни, да еще специально…
— Не волнуйся ты. Может, форточку открыть? Ну, как хочешь. Для начала сходи в универмаг, возьми с директора заяву. Так и так, просим принять меры к неизвестному, разбившему стекло в универмаге. Больше не расшифровывай. Также возьми справку о стоимости стекла. Перепиши протокол осмотра, только чтоб лужи не было. Потом этот Блюминг… Конечно, просто так он НЕ ПРИЗНАЕТСЯ. Надо его подработать. Немножко на него накопать говнеца.
— Что значит накопать, Сергей Михайлович? В каком смысле?
— Экий ты, Юра, непонятливый. Чему вас в школе-то учили? В прямом смысле. На каждого человека всегда можно что-нибудь накопать. При желании. И на тебя, и на меня, и уж тем более на какого-то Блюминга. Чем он занимается?
— Директор общества закрытого типа «Фаворит».
— Запомни, Юрий. У нас в городе только одно настоящее общество закрытого типа, все остальные — целиком или наполовину — липовые.
— Какое же?
— «Кресты». Тюрьма такая на Арсенальной. Так что любого «Фаворита» можно сделать аутсайдером. Короче, поле твоей деятельности не ограничено, все зависит от фантазии и азарта. Можешь покопать на личном фронте. В общем, копай где угодно, лишь бы к моменту вашей следующей встречи ты располагал на Блюминга таким компроматом, что он будет готов написать, как разбил не только стекло, но и лица всего персонала, а также имел умысел взорвать универмаг к чертям собачьим. Времени у тебя дней десять, так что не затягивай.
— А если не получится?
— Получится, получится. Ты молод, энергичен, не то что Васька, которого от стула не оторвешь. Подключи налоговую, ОБЭП. Все эти «Фавориты» одним миром мазаны. Внешне — просто сказка, а внутри… Иногда дерьмо распознаешь только вляпавшись в него. Так что действуй, хватит в кабинете сидеть. Ты опер, а не домохозяйка. И главное, никого не бойся. Пусть тебя боятся.
— А если все-таки не получится?
— Ты еще и не начинал, а уже плачешь. Ну, если не получится, просто спишешь материал в архив. Действительно за отсутствием состава. Хотя жалко. У нас на этой неделе два «глухих» разбоя, а в плюсе мы ничего не дали. Поэтому, Юра, ты уж постарайся.
— А сейчас его отпускать?
— Ну, разумеется. Держать его в камере, пока ты будешь копать, не имеем права. По закону.
Если бы вы видели сейчас мое лицо, то поняли бы — я слегка ошарашен. На лекциях по криминалистике я видел себя суперсыщиком, преследующим коварного маньяка, представлял себя Шараповым в логове бандитов или Джеймсом Бондом в обществе фотомодельки. А тут такой облом. Ни Бонда, ни модельки… Какой-то Блюминг, какое-то стекло. И ни на грамм романтики.
— И вот еще что, погоди-ка минутку. — Михалыч открыл сейф. — У тебя своих «людей» [2] пока нет, поэтому я передам тебе на связь кое-кого из наших.
Он порылся в многочисленных папках и достал листочек с данными, затем переписал их на маленькую бумажку и протянул мне.
— Вот, запомни. Это «человек» твоего тезки Юрки Маркова, уволенного этим летом. Жалко, хороший был опер, пил, правда, много. На чем и погорел. Ну, это к теме не относится. Позвони человеку, договорись о встрече, побазарь, озадачь. Короче, войди в контакт. Может, что-нибудь полезное и принесет. Без своих «людей» работать очень тяжело, учти.
Я беру бумажку. Преображенский Александр Александрович. Телефон.
— Преображенский — это псевдоним?
Михалыч растерянно глядит на меня и пожимает плечами.
— Черт его знает, я не помню. Да ты по фамилии не обращайся. Спроси Сан Саныча. Мы все его так звали.
По последней реплике я понимаю, что конспирация в нашем отделе поставлена на профессиональный уровень.
Я покидаю Сергея Михайловича и иду в дежурку, где тоскует в ожидании своей участи гражданин Блюминг. По кисло-недовольному выражению его ушибленного лица я делаю аналитический вывод, что он очень расстроен непонятной задержкой в милиции. Я ему сочувствую, понимая, что во всем виноват этот идиотский гололед. Я сам сегодня дважды плясал на замерзшей луже, пытаясь устоять на непослушных ножках. Устоял.
— Аркадий Андреевич, пройдемте. — Я кивком зову Блюминга в свой кабинет.
— Господи, ну что еще за чепуха, я опаздываю, — ворчит Блюминг и, потирая разбитый о витрину лоб, идет за мной.
— Я вас долго не задержу, — успокаиваю я его, лихорадочно соображая, что б такое ему нагрузить для придания нашей беседе более-менее здравого смысла.
— Присаживайтесь. — Я кладу перед собой остатки материала и сурово, по-чекистски смотрю на Блюминга.
— Все бы ничего, Аркадий Андреевич, и на первый взгляд никаких претензий к вам возникнуть вроде бы не может, но…