Шрам листнул итоговый перечень, будто меню в шалмане. Бесспорно Евгений Ильич. За ним и компьютеризация городской администрации. И в вопросах сбора цветных металлов Евгений Ильич успел проявиться. И к выставке «Русский Фермер» отношение имеет. Наш шкодливый пострел везде поспел.
Надо, значит, нам с Евгением Ильичем встретиться. Жаль, нет у Сергея Шрамова специального человека по культуре. А почему это нет? А Алина?
Надо на этот раз побеспокоить сладкоголосую девушку не по велению души, а по делу. Шрам огромным усилием воли удержался от сексуальных фантазий, хотя все же мышцы рожи от мечтательной гримасы не спас. Это было под кожей и оказалось сильнее Сергея. Ладно, проехали.
Достал из третьей стопки запись трудового пути Евгения Ильича и углубился. «Комсомольский вожак Кировского театра – партбюро филфака Ленинградского университета – ВААП – Комитет по культуре». Биография почти как у дядьки Макара, у того «Вичура – Кинешма – Ярославль – Тамцы – Нижн. Вартовск – Тюмень – Сургут»
А ты, Григорий, не ругайся, а ты, Петька, не кричи,
А ты с кошелками не лезь поперед всех!
Куда ты прешь, зараза!?
Поспели вишни в саду у дяди Вани,
А вместо вишен теперь веселый смех!
Так они и подъехали к проходной комбината: впереди важная «Мазда» цвета спелого конского каштана, а следом обшарпанный пазик, знакомый всем Виршам, как облупленный. Из «Мазды» вышли три надменных гражданина в цивильном, из которых в Виршах примелькался только Виталий Ефремович, и веским парадным шагом направились к проходной.
Из пазика ломно и вальяжно выбралось отделение ментов и разбрелось по заасфальтированной площадке перед воротами комбината. Один, пользуясь моментом, что вокруг нет лиц женского пола, облил горячей струей лысое колесо пазика. Другой узрел прикрученную проволочкой к столбу фанерину с криком души «Гуд бай, Америка!» и лениво попытался сорвать. Но фанерина висела высоковато, и мент обломался.
Три надменных цивильных гражданина целеустремленно вошли в будку проходной и наткнулись на застопоренный турникет. Вахтер из-за стекла смотрел на троих с лукавым прищуром и, как ни в чем не бывало, дул чай из блюдца. Рядом на столе кремлем возвышался китайский термос.
– Эй, дед, пропускай! – приказал Виталий Ефремович, – Со мной американские бухгалтера прибыли отчетность принимать.
Вахтер и бровью не повел.
– Ты че, старый, опух? – рассвирепел Виталий Ефремович. Особенно его проняло, что старик ни в хрен не ставит директора брокерской конторы «Семь слонов» при спутниках.
Вахтер, как ни в чем не бывало, продолжал прихлебывать горячий чаек.
– Все, старый, ты меня достал. Ты – уволен! – взвыл раскалившийся до бела Виталий Ефремович.
– Ходют тут всякие, а пропуск не показывают, – наконец соизволил прояснить позицию вахтер, отставив блюдечко.
Виталий Ефремович заскрипел зубами, полез в карман и прижал к стеклу удостоверение:
– Доволен?
– Не действительно, – фыркнул вахтер и снова подлил в блюдечко чаю.
– Как не действительно? Самим гендиректором подписано!
– Недействительно, – как от докучливой мухи отмахнулся вахтер, – Совет трудового коллектива сместил вашего Гуся Лапчатого к еханому бабаю. Сейчас только пропуска от Совета трудового коллектива действительны.
– Это ж по каким таким юридическим законам!?
– По законам совести! – отрезал старик и просто перестал обращать внимание на скребущуюся в окошко растерявшую надменность троицу.
Устав ломиться в зафиксированный турникет, троица посовещалась не по русски и вернулась наружу. Снаружи милицейская рать разбрелась кто куда, благо солнышко баловало теплыми лучиками.
– Становись! – подсуетился в матюгальник, поняв, что парламентеры остались с носом, лейтенант Готваник. Нагнетание обстановки было ему на руку. Подполковник Среда отправил сюда Готваника с тайным умыслом, авось удастся наштопать побольше дел по хулиганке.
Серьезная комиссия не имела морального права вернуться в Питер, неся в клювике возбужденными всего два дела по двести восемнадцатой на задержанных в день похорон директора «Пальмиры» отставных быков Словаря и Малюту – за ношение огнестрельного оружия. Комиссии требовались свежие повинные головы. И побольше, побольше, побольше – как таблетки от жадности.
Местные менты нехотя вернулись к пазику и изобразили не очень стройную шеренгу.
Два американских бухгалтера с сарказмом высказались в том смысле, что на такую опасную работу следует приглашать специально обученных людей и платить им соответственно, а не гроши. Тогда они и станут землю рыть.
– Разобрать каски и щиты! – скомандовал, чуя, что грядет его звездный час, лейтенант.
Служивые нехотя забрались в душный салон и вооружились. Кому-то не хватило пластикового щита, кому-то каски. Теперь они стали немножко похожи на хоккеистов.
Американские бухгалтера, будто на похороны одетые в черные шерстяные костюмы, смотрели на военные приготовления с нескрываемой зеленой тоской. Им хотелось домой к семьям, а тут все затягивается на неопределенный срок.
– Построиться «черепахой». Вперед! – скомандовал лейтенант.
Если эту толпу можно было назвать «черепахой», то «черепаха» действительно двинулась вперед на штурм. С черепашьей скоростью. Лейтенант шустрил рядом и подстегивал бодрыми призывами в мегафон. Половине ментов мечталось этот мегафон отобрать и разбить об лейтенантову бедовую голову. Резиновая палка в левой руке летехи ерзала, жаждая крови.
А на следующий день «Аргументы и факты» писали:
«...Нет ничего удивительного в том, что простые рабочие Виршевского нефтекомбината не верят в эффективность перехода власти на комбинате в руки иностранных инвесторов. Петербург и Ленинградская область имеют достаточное количество печальных примеров подобного инвестирования. Это и Светогорский целлюлозно-бумажный комбинат, и Ленинградский фарфоровый завод...»
Вахтер вышел на крыльцо выкинуть огрызок яблока, увидел надвигающиеся боевые порядки и быстренько скрылся за дверью, так и не выкинув огрызок яблока. И тут же над территорией нефтекомбината тоскливо заныла сирена тревоги, будто бормашина в коренном зубе.
Все атакующие поголовно стали сразу как-то серьезней относиться к происходящему. Менты в касках, бряцая щитами, подтянулись, раздухарились, в рядах помаленьку проснулась инициатива. Трое попытались оттянуть стальную пружинящую створку ворот, одного чуть не защемило. Следующий мент попытался свернуть замок на двери – с первого захода не получилось. Третий мент потерся у окна туда-сюда, как вуайерист, и вдруг с размаху рассадил его дубинкой:
– А ну отпирай, старый козел! Под сопротивление властям подведу! – заорал он в пробоину.