Но Егорка красавец! По фигу ему и министры, и губернаторы! Не ожидал я от друга таких граней таланта. Ему Гамлета в Ленкоме надо играть, а не разбойников ловить. Какой напор, какая энергия, какая сила! И самое главное – не скучно! Сколько времени прошло? Час? Полтора? Я даже и не заметил. Мне остается только аплодировать в душе и радоваться, что свадебные деньги потрачены с пользой. За один билет на такой спектакль можно пожертвовать любой свадьбой.
– Артем Григорьевич,– «следователь» прерывает ток-шоу, отхлебнув из графина воды,– сходите в дежурную часть, проверьте, готова ли камера? Что-то они не докладывают.
Я понимаю, что веду себя слишком пассивно, поэтому и получил указание. Схожу без проблем. Проверим.
В предбаннике публики прибавилось. Знакомый уже подполковник, так и не уехавший на территорию, еще выводок дородных мужей в серьезных костюмах. При моем появлении все встают. (Уважают!) На лице подполковника робкая улыбочка.
«Кукол дергают за нитки, на лице у них улыбки…»
– Все в порядке, Артем Григорьевич?
– В порядке. Готовьтесь…
Праздник со слезами на глазах. А вы как хотели? Раскрываемость раскрываемостью, а заказы бандитские – заказами. Ответить придется перед законом.
Стоп! Какой закон? Я ж не прокуратура. Курьер туристической фирмы «Парадиз» в красных кедах. И Егорка по большому счету никто. Так, обычный капитан из разбойного отдела с окладом в восемь тысяч. Но такое чувство, что сейчас на мне синий китель с большими звездами на погонах, а за моей спиной – бампер машины правосудия. И вновь признаюсь, не таясь: нравится мне это дело. Удивительно возвышает в собственных глазах.
Готовьтесь, Иван Дмитриевич, готовьтесь!
В дежурную часть не иду, сворачиваю в знакомый туалет. Накипело. Сталкиваюсь в дверях с Вадиком.
– Ну, как у вас?
– Порядок. Беседуем…
– Ну, вы даете, мужики,– в глазах Вадика восхищение, смешанное с белой завистью.– Сильно… Чтоб самого Демида захомутать…
– Да, в общем, ничего особенного. Даже не стреляли… А что это за публика в приемной?
– Отцы города… Мэр, директора шахт, пристебаи всякие… Через десять минут после вас примчались. Прибздели, караси…
Я зашел в туалет. Мутное окошко, выходящее на дом с «КамАЗом». Стройный хор голосов, летящий снаружи.
– Сво-бо-ду! Сво-бо-ду!…
Шахтеры… Простые безработные шахтеры. Душ пятьдесят. Триколор, портреты, транспаранты. «Руки прочь от Демидова!», «Сталинизм не пройдет!»
Оранжевые повязки на рукавах. Палаток и полевых кухонь, слава Богу, пока нет, но к вечеру наверняка появятся. Какой-то доходяга в шахтерской каске забрался на «КамАЗ» и дирижирует хором. Милиция не вмешивается и митингующих не разгоняет. Оператор с тяжелой камерой на плече, суетливый корреспондент с микрофоном на палочке.
Все, как один! В едином порыве! Не сдадим своих москальским наймитам! «Сво-бо-ду!»
И когда успели плакаты написать? Неужели тоже готовились? Тоже ждали?
А дерьмо с пола так и не убрано…
Бесперспективняк…
Возвращаюсь назад, минуя гудящую приемную. При моем появлении все замолкают.
…Шторы на окнах кабинета уже задвинуты, вместо солнца – лампа, направленная в глаза авторитету. Демидов курит, чем-то напоминая тающего снеговика. Видимо, разговор был продуктивным и теплым. Егор возвышается над ним, поставив ногу на край стула, и молотом чеканит слова, сопровождая их красноречивыми жестами. Че Гевара на футболке тоже суров.
– И не помогут тебе ни Москва, ни Совет Европы, ни сам Господь Бог! И когда вертухаи поставят тебя раком и заломают руки к небу, тогда, может, дойдут мои слова до твоего гнилого организма!..
– Это заказ… Заказ,– городской папа глубоко затягивается,– я даже знаю от кого.
– Да если даже и заказ! – не отрицает Глазунов.– Плевать по большому счету! Извини, уважаемый, карабины тебе в офис и трупы в шахту мы не подкидывали. Сам в дерьме по горло! Так что, заказ – не заказ, а совесть моя чиста, как ангел на твоей крыше… А на будущее имей в виду: прокуратуру надо любить. Лучше с детства!
Зная, как Егорка относится к прокуратуре, я понимаю, с каким трудом далась ему последняя фраза. Через боль. Но на лице улыбка, как у истинного виртуоза сцены. Он снимает ногу со стула и интересуется у меня.
– Ну что?
– Порядок. Камера свободна, народ недоволен.
– Чем недоволен?
– Ну, тем, что свободна…
– Так народ обижать нельзя. Воля народа – глас Божий.
Демидов тает окончательно. Морковка опустилась на «полшестого». Но у него есть еще шанс. Самый проверенный и надежный, с его, конечно, точки зрения. Поднимает белесые глаза.
– А, может, договоримся?..
«Не о чем нам, честным прокурорам с тобой, убийца, договариваться!» – хочет крикнуть мой рот, но Егор поднимает палец, намекая, чтобы я не встревал в базары.
–Ты можешь что-нибудь предложить?
–Да что угодно! Только скажите! Без проблем, мужики! Чего надо?
Забрезжила надежда, морковка поднялась на три часа. Такие разговоры нам привычные.
– Ладно… Заметь, ты сам это предложил. Есть за тобой еще один грешок… Пустяк по сравнению с остальным. «Мерина» ты недавно купил «паленого». В Москве. Верно?
– Откуда я знал, что он паленый?..
– Ага, как же!.. За такие деньги продали бы тебе нормальный!..
– У них скидки… Все бумаги в порядке, они дилеры… Официальные.
– Это ты потом с ними сам разбирайся. Знал ты, не знал – нас не колышет… В общем, «мерина» надо вернуть хозяину. Человек уважаемый, хотя и контуженный, а главное – хорошо вооруженный. Может приехать и устроить большую войну в маленьком городе.
Очень приятно слышать. Могу, могу… Ни стариков, ни женщин, ни детей не пожалею. Контузия.
– А материалы, так и быть, мы придержим… Как ты правильно заметил, работа наша по заказу, а заказчик, если честно, скуповат… За такую птицу, как ты, мог бы и ящик кефира выставить. Мы же и бутылки не дождались. И вряд ли дождемся.
Демидов шевелит процессором, вычисляя, нет ли какого подвоха. Или прикидывает, не много ли мы просим.
– Что, просто вернуть джип, и все?!
– Да, и все… Нам этот вариант наиболее интересен. Если не по моральным, то по материальным соображениям. Сам понимаешь, жизнь тяжелая, оклад в прокуратуре, даже генеральной,– ни шатко, ни валко. Посадить тебя, конечно, тоже хочется, но… Придется пойти против закона.
Подобный подход к решению проблем Даниилу Сергеевичу, как человеку деловому и лишенному моральных устоев, близок и понятен. Но он на всякий случай уточнил: