– Сегодня я ее не видел. Но ты уверен, что у меня не будет проблем?
– Ради всего святого! Эван, ты же стажер. Стажеров не увольняют, – уверяю я его. – Худшее, что может случиться, – тебя сошлют во «Вкусную и здоровую пишу». И ты проведешь остаток лета, выверяя рецепты шариков из мацы. – Я умолкаю, а Эван содрогается. – Но повторяю еще раз: я не вижу причины, по которой о твоей маленькой вылазке должен знать кто-то еще, помимо тебя, меня и Эммы.
Эван горячо соглашается и отступает. Мне бы хотелось почувствовать себя виноватым за то, что я его использовал, но зато парень хоть немного встряхнулся. Эмтивишная старлетка потерлась о него своими пышными формами – многим ли абитуриентам юридического колледжа выпадала такая удача?
Стрелки медленно подползают к трем тридцати. Я перевожу взгляд с телефона на часы. Два часа. Два двадцать. Два сорок три.
Возмутительно! Эмма все еще торчит на собрании.
Теперь я припоминаю: сегодня четверг, а по четвергам в «Юнион-Реджистер» устраивается совещательный марафон. Эмма уже терпеть не может эти сборища, и это явный прогресс. Все хорошие редакторы ненавидят заседать, потому что это пустая трата драгоценного времени, которое они могли бы потратить на подготовку номера к печати. По этой же самой причине плохие редакторы обожают собрания; в иной четверг они проживают целый рабочий день без необходимости принимать независимое решение и даже не общаясь с журналистами.
Я оглядываю редакцию новостей: несколько бездарностей, пара-тройка карьеристов – и множество талантливых профессионалов. Эмма тоже способна достичь высот, если не послушается меня и не станет менять род занятий. Ни один человек, у которого есть хоть крупица разума, не пойдет в журналистику в надежде заработать. В эту профессию приходят потому, что докапывание до правды – захватывающий и чрезвычайно важный для общества процесс, а уж сколько удовольствия! Да это в разы интересней работы в «Дженерал электрик» или «Майкрософт». Истинная журналистика обличает кляузничество, угнетение и несправедливость, хотя такие мелочи не волнуют владельцев газет. Рэйс Мэггад III, например, терпимо относится к разоблачительным статьям, пока они не отнимают драгоценное место у рекламных объявлений или – боже упаси! – не задевают интересы рекламодателей.
Я рад сообщить, что с тех пор, как «Мэггад-Фист» приобрела «Юнион-Реджистер», тираж уменьшался пропорционально сокращению бюджета. Эта тенденция свидетельствует о том, что читатели хотят, помимо купонов и кроссвордов, видеть на страницах газеты настоящие новости. Молодой Рэйс Мэггад будет мириться с потерей читательской аудитории до тех пор, пока растет прибыль, а растет она за счет того же урезания бюджета (и штата) и хладнокровного объегоривания местных распространителей. Но в один прекрасный день воротилы с Уолл-стрит заметят снижение тиража, и их реакция придется не по вкусу привыкшему к роскошной жизни Рэйсу Мэггаду. Этим его страхом заразилось руководство всех газет, принадлежащих компании, включая и нашу. А в результате начальство стало созывать вдвое больше совещаний, на одном из которых сейчас кукует Эмма.
Четверг, день, пятнадцать минут четвертого.
Раздается телефонный звонок. Это Эдди Белл из похоронной конторы «Беллмарк».
– Джек, ты куда пропал? Заболел? Я скучаю по твоим статьям. Этот парень, Эван, он пишет ничего, но…
– Я сейчас не могу разговаривать, Эдди. Я жду звонка.
– Да я на одну секунду. У меня есть сюжет, специально для твоего золотого пера, Джек. Я так рад, что ты не болен, боже упаси! – не умолкает он. – Помнишь, пару лет назад вдова пристрелила какого-то бедолагу, который залез к ней в квартиру? Восемьдесят четыре года было старушке, а всадила в него пять пуль. Бах! Начисто снесла ему тыкву.
– Да, помню, Эдди. Я тебе перезвоню…
– Это было во всех новостях. Даже в ток-шок Мори Повича. – Как это похоже на Эдди: всему устраивает рекламу. – Дамочку звали Одри Файфер.
– Ну конечно, я помню.
Грабитель застрял, когда пытался влезть в квартиру миссис Файфер через кошачий лаз. А она решила, что это соседский чау-чау пытается добраться до ее сиамской любимицы, и разрядила в него револьвер покойного мужа. Затем выпила чашечку куриного бульона и легла вздремнуть.
– Ну вот, она преставилась, – продолжает Эдди. – От естественных причин, благослови ее господь! И наша контора занимается необходимыми приготовлениями…
– Эван отлично справится с этим материалом.
– Подожди! Подожди! Ты еще не слышал самого интересного: она попросила похоронить вместе с ней нашивки Национальной ассоциации стрелков – те, что ей прислали, когда она разделалась с тем парнем. – Эдди прямо распирает. – Она была так горда собой, что нашила их на свой любимый халатик. Собственноручно!
– Нашивки, – повторяю я.
– Плюс фотография Чарлтона Хестона [121] с автографом – ее она тоже попросила положить в гроб. Брось ломаться, Джек. Эта история как раз для тебя!
– Я скажу Эвану, чтобы он тебе перезвонил.
Через две секунды после того, как я вешаю трубку, телефон звонит снова.
– Джек?
Это Эмма. Как не вовремя.
– Ты где? – спрашиваю я. – Я не могу сейчас говорить – мне с минуты на минуту должна позвонить Дженет.
– Не уверена, – глухо говорит она.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Это я тебе звоню, Джек. Этого звонка ты и ждешь.
Нет, этого не может быть, говорю я себе.
Но она продолжает безжизненным, монотонным голосом:
– Сделай все, что они велят. Пожалуйста. – И в трубке раздаются гудки.
– Эмма? – слышу я дрожащий голос. Свой собственный. – Эмма! – Трясущейся рукой я вешаю трубку. Практически тут же телефон звонит снова, и я подпрыгиваю как ужаленный. – Алло! – Кажется, я кричу, хотя едва слышу себя. Я будто разучился дышать.
– Итак, говнюк. – Это Джерри, злорадствует. – Что теперь скажешь?
– Думаю, мы сможем договориться.
– О'кей. Притаскивайся сегодня в клуб.
– Не так быстро. – Мне больше не доставляет удовольствия хохмить, поэтому разговор будет трудным. – Дай-ка мне атаманшу.
– Она не может подойти.
– Джер, не заставляй меня снова делать тебе больно.
– Надо было убить тебя тогда.
– Да, а мне надо было купить акции «Амазон» по пятнадцать с четвертью.
Телохранитель Клио вешает трубку. Я оборачиваюсь и вижу, что ко мне идет редактор Городских Новостей Райнмен со своей извечно кислой миной.