– Осторожно, все разойдись!
Шкаф накреняется, выпрямляется, снова накреняется и наконец рушится на угол стола, который подламывается под его тяжестью. Можно подумать, рухнул целый дом.
– Да ну вас! – разочарованно говорит Гиеныч, – Куда веселее бить тарелки по одной.
– Хочешь побить тарелки? Пошли в кухню, – радушно приглашает Пёс.
В самом деле, гораздо веселее. В кухне пол кафельный. Тарелки разбиваются об него с очень красивым звоном. Тарелки и стаканы. Стаканы и бутылки. Бутылки с вином, которые Потный перенёс сюда из подвала, опасаясь, что там их могут украсть. Старый пудель, молчаливый и дотошный, открыл дверку духовки. Сдвинув лапы вместе, он сосредоточенно прыгает на ней, пока она не отваливается. Жермен проделывает то же самое с дверью холодильника, которую он бодает лбом раз за разом вплоть до победного конца. От винных паров всем становится очень весело. Когда они возвращаются в столовую-гостиную-«ливинг», там метёт метель! Кошачья команда потрошит последние подушки. Это восхитительное зрелище, и Итальянец мечтательно любуется им. Тем временем Египтянка прилежно листает «Большую энциклопедию деревьев и цветов». Лизнув лапку, она переворачивает страницу. Потом другой лапкой вырывает ту, что прочла. Прочла она уже несколько сотен. Пёс на миг замирает, созерцая всю картину. Жермен серией коротких ударов головой выбивает одно за другим все оконные стёкла. Он работает методично, терпеливо и чисто. Кошки процарапывают поперечные полоски на грампластинках Потного. Гиеныч потихоньку кивает Итальянцу на телевизор.
Итальянец одобряет. Гиеныч проскальзывает за телевизор, задирает лапу и щедро поливает внутренность аппарата. После чего все усаживаются перед экраном, и Итальянец врубает ток. Эффект великолепный. На экране вспыхивает звезда всех цветов радуги, потом глухой взрыв, из телевизора вырывается густой чёрный дым, а потом уже никто ничего не видит. (Этажом ниже, в телевизоре консьержки, японская авиация атакует американский порт Пирл-Харбор примерно с такими же результатами.) Густая сажа оседает на стенах и впитывается в ковёр; все кашляют, трут глаза и обнаруживают, что стали чёрными, как трубочисты. Превосходный повод для коллективного купанья в ванне, которую Гиеныч уже наполняет. Пока все плещутся и брызгаются, Гиеныч с помощью боксероподобного Жермена и волкообразного Факира загружают стиральную машину. Но не бельём. Они пихают в неё ножи, вилки, обувь, всякие безделушки, банки с вареньем и гантели Потного. Пуск. Грохот такой, что все удирают в спальню Потного и Перечницы. Об атласное покрывало вытираться не очень удобно, но одеяла и простыни вполне для этого годятся. А потом платяной шкаф, успешно вскрытый, предоставляет всё, что нужно, чтоб превратить вечеринку в бал-маскарад. Одежда идёт нарасхват. Египтянка задрапировалась в свадебную фату. Она неотразима. Во всяком случае, именно это читается во взглядах Итальянца, который, со своей стороны, нашёл себе в теперь уже опустевшем шкафу настоящий галстук-бабочку. А кстати, куда это подевался Художник?
– Художник! Эй, Художник! – окликает Гиеныч.
Тишина. Все прислушиваются. Никакого ответа. Пролетает тихий ангел.
– Я, кажется, знаю, чем он занят!
Жермен выбегает в коридор.
Все за ним. Этот миг и выбирает стиральная машина, чтоб взорваться. На полном ходу. Все кидаются на пол, прикрывая голову лапами. Со свистом разлетаются ножи и вилки. Некоторые потом обнаружатся воткнутыми аж в потолок. В последней металлической судороге машина изрыгает лужу варенья и выплёвывает гантели, которые, срикошетив о стены, разбивают раковину и падают в ванну, эмаль в которой идёт трещинами. Пёс наконец решается открыть глаза. Первое, что он видит – это сидящий прямо перед ним Гиеныч, в груди которого торчит нож с роговой рукояткой.
– ГИЕНЫЧ! – вопит Пёс.
– А? – отзывается Гиеныч.
– Нож, – лепечет Пёс, – у тебя нож в груди…
Гиеныч опускает глаза, видит нож, говорит: «Надо же, правда…» – и падает мёртвым.
– НЕ-Е-ЕТ! – Пёс вне себя кидается к Гиенычу.
Но Гиеныч, хохоча, отводит в сторону лапу. Нож падает. Опять розыгрыш. Обхохочешься.
Теперь все собрались у двери в комнате Пом.
– Эй! Художник! – окликает Жермен. – Можно входить?
Молчание.
– Эй! Посмотреть-то можно?
Дверь чуть-чуть приоткрыта. Итальянец легонько толкает её лапой. Она открывается. Все в один голос ахают от неожиданности и восхищения. Единственная уцелевшая комната, комната Пом великолепна. Повсюду букеты. Настоящая радуга цветов и павлиньих перьев, от которой вся комната словно озарена мягким колеблющимся светом.
– На мой вкус слишком кошачий стиль, – замечает Гиеныч, – но всё равно очень мило.
Кровать накрыта бирюзовым кашемиром, на ней разложены подушечки из китайского шёлка. На полу меховой ковёр с такой густой шерстью, что какой-нибудь рассеянный чи-хуа-хуа мог бы в ней заблудиться. Это кусок ковра из гостиной, который Художник позаботился отрезать ещё до взрыва телевизора. Из этих кудрей торчат голова и хвост Художника. Он крутит головой, придирчиво оглядывая напоследок своё творение. Сердито бьёт хвостом. Художник не удовлетворён. Что-то его коробит. Вдруг взгляд его останавливается на ночном столике. Вот оно! Беззвучный прыжок, и кот уже там. Он раздвигает два букета, стоявшие слишком близко друг к другу, и соскакивает наземь. И словно раздёргивается театральный занавес: в обрамлении букетов перед зрителями открывается портрет.
– Да ведь это же я! – восклицает Пёс.
Да. Это портрет Пса. Спящего. Но Пса очень красивого, каким он был бы, если бы природа малость не оплошала. И при этом он очень похож.
– Это Кабан написал, пока ты отсыпался, – объясняет Гиеныч. – Мы решили, что такая картина будет не лишней в комнате Пом.
Все лезут друг на друга, чтоб получше рассмотреть. Но никто не входит, опасаясь напачкать.
Пёс тоже не входит. Он лежит у двери в комнату и ждёт. Чего ждёт? Возвращения Потного и Перечницы. Разумеется, ему хочется, чтобы Пом опять была с ним. При одной мысли о ней сердце его начинает бешено колотиться. Но ещё ему хочется видеть, какие лица будут у тех двоих, когда они оценят размах его мщения. Перечница, конечно, упадёт в обморок. Потный, вполне возможно, его убьёт. Что ж, будь что будет. Он сделал то, что должен был сделать.
Его друзья ушли. Им надо было позаботиться о других квартирах. Пёс предложил свою помощь, но все понимали, что ему хочется остаться и ждать.
– Нас и так много, – сказал Гиеныч.
– А это тебе кое-какие припасы.
Жермен вытряхнул то, что оставалось в узле, в котором принесли украшения для комнаты Пом.
И вот Пёс один в разгромленной квартире. Пахнет гарью, сажей, вареньем, плюс множество дружественных запахов (собачье-кошачья смесь), которые придутся не по вкусу Перечнице. Она сочтёт их «негигиеничными» и упадёт в обморок второй раз. По крайней мере Потный второй раз его не убьёт. Если ты мёртвый – ты мёртвый. Превращаешься в дерево, и больше ничего с тобой не может случиться. Но сейчас Пёс чувствует себя до ужаса живым. Он не может не думать о Пом. Он не может заставить своё сердце биться ровно. Комната Пом как будто уснула. Запах цветов парит над всеми остальными. Пёс ждёт.