— Через две недели с проектом будет покончено, — сказал Торн. — Я хотел предупредить тебя, чтобы ты успел побеспокоиться о своей пенсии. Торн сделал вид, что ищет свой бумажник. Затем пошел к выходу, чуть посторонился, пропуская очередную группу строителей.
Сэмми глядел ему вслед, метелка для пыли зависла в его руке.
Торн вернулся на автостоянку, какое-то время посидел в шлеп-мобиле, глядя, как Сэмми о чем-то толкует со своими приятелями.
Конечно, это не рекламный щит на первой федеральной магистрали и не самолет воздушной рекламы, вычерчивающий буквы в безоблачном небе. Но на Ки-Ларго, чтобы придать что-либо огласке, не нужно собирать пресс-конференцию.
К половине седьмого Торн добрался до Ки-Уэста. Последние восемьдесят километров пути солнце светило ему прямо в глаза. Он старался не думать о цели поездки. Чтобы отвлечься, он вел машину как безумный, то и дело выезжая на полосу обгона. Сигналил фарами, жал на гудок. Уши автомобиля неистово развевались.
Переехав через мост, он оказался на Ки-Уэсте, свернул налево, обогнул пляж. «Уши» все еще работали. Он нашел место на автостоянке около дома, где жила Рики. Ее дом находился на Саутхард Стрит, всего в паре кварталов от главной улицы. Через дорогу располагалась картинная галерея, где были выставлены предметы гаитянского искусства. На углу был магазин здорового питания и ресторан.
Торн вышел из машины. Где-то поблизости играла музыка и раздавался стук бонго. Пахло жареными бананами. Закат окрашивал старые деревянные дома в грязно-розовый цвет.
Пока он поднимался по лестнице, ведущей к ее дому, парадная дверь открылась, и на пороге появилась Рики. На ней была футболка и белые шорты, ремешки сандалий обвивали ее лодыжки. Увидев его, она споткнулась, но тут же обрела спокойствие и спустилась к нему со своим обычным выражением лица. От Кейт она унаследовала квадратное лицо, а от доктора Билла — большой рот и темные усталые глаза. На первый взгляд она казалась почти хорошенькой, но только на первый. Ее портили глаза, им не хватало живости, в них было что-то болезненное, как будто они помутнели от желчи.
— Ты проделал такой путь, чтобы увидеть меня? — Она приблизилась к нему вплотную, обдав запахом рома. — Не могу сказать, что я тронута до слез.
— Да, — сказал он. — Я хотел тебе кое-что сказать.
— У меня есть телефон, — сказала Рики. — В следующий раз просто позвони. Чем реже я тебя вижу, тем лучше себя чувствую.
— Я хотел видеть твое лицо в тот момент, когда ты это узнаешь.
Рики презрительно усмехнулась.
— Шугармен мне уже звонил, дубина. Кейт убили.
Торн сказал:
— Нет, не это. Кое-что получше. Кое-что, что заставит тебя попрыгать.
Рики хмыкнула и зашагала в сторону центра. Торн двинулся следом, поравнявшись с ней через несколько шагов. Они прошли мимо босого бородача в рабочем комбинезоне, который развалился на ступенях картинной галереи. Завидев их, он поднялся и заковылял вслед за ними.
— Оставь меня в покое, Торн, — сказала Рики. — Возвращайся в свою берлогу и оставь меня в покое. Тебе здесь не место.
Торн сказал:
— Я знаю, почему ты ее убила.
Она остановилась и повернулась к нему.
— Ты с ума сошел! Совсем свихнулся?
Бродяга оказался у них за спиной, он ухмыльнулся Торну, глаза его забегали. Он облизывал губы и потирал пальцами, словно пересчитывал деньги.
Торн взглянул на него и отрицательно покачал головой.
Рики продолжила свой путь, а Торн и бродяга последовали за ней.
Торн сказал:
— Еще я разговаривал с юристом насчет наследства Кейт.
Она остановилась и уперла руки в бока, притворяясь рассерженной, однако Торн заметил искру заинтересованности в ее взгляде.
Рики шагнула к бродяге и сказала:
— Доктор Лири, найдите мне ящерицу. Прямо сейчас.
— Ладно, ладно, — сказал он, польщенный вниманием. — Улыбнулся Торну. — А ты тоже хочешь ящерицу? Хочешь?
Торн ответил, что ему и так хорошо.
Они стояли перед магазином водолазных принадлежностей. Улица была пуста, солнце почти село. С запада, с центральных улиц, доносились еле слышные звуки музыкального автомата. Доктор Лири ползал по чьей-то лужайке через несколько домов от них.
— Говори, Торн, если тебе есть, что сказать.
— Я знаю, почему ты ее убила, — сказал он.
Рики недоверчиво покачала головой, глядя на Торна.
— Тогда скажи мне. Ты проделал такой путь, так давай, говори.
— Не из-за того, что ты ее ненавидела, и не из-за денег, — сказал он. — Это первое, что приходит на ум. Нет, просто ты думала, что не можешь продолжать жить, пока жива она. Тебе легче умереть. Ты думала, что наконец-то будешь счастлива, когда она умрет. Перестанешь слышать голоса, мучиться от бессонницы. Но нет, не все так просто.
— Что за игру ты затеял, Торн? Что это за нелепая комедия?
— Кейт все оставила мне. Все, кроме двадцати пяти тысяч. Остров Отдохновения, дом, имущество, все. Ты получишь только двадцать пять штук.
Она на секунду закрыла глаза. И когда снова открыла, они были сощуренными, злыми и смотрели на него в упор.
— Двадцать пять тысяч. — Торн выдержал ее взгляд. — До того, как это случилось, ты думала, что тебе лучше умереть, чем ходить с ней по одной земле. Но теперь твоих родителей нет в живых, а ничего не изменилось. И это для тебя хуже всего. — Он взглянул ей прямо в глаза. — Ты уже это чувствуешь? Ощущаешь?
В ее взгляде он увидел что-то живое. Тревогу. Ее глаза забегали.
— Я опаздываю на работу, — сказала она тихо.
— Я еще не решил, как с тобой быть. Я знаю, что ты в этом замешана, Рики. Я не был уверен, пока не приехал сюда. Но теперь я знаю.
— Ты никогда не отличался умом, Торн. И не стал ни на йоту умнее.
Она попыталась напоследок испепелить его взглядом, потом зашагала прочь.
Торн смотрел, как она удаляется. У нее была плавная походка доктора Билла, она шла не подпрыгивая и не раскачиваясь на ходу. Шла очень решительно, как если бы шла по пояс в воде.
Торн поужинал неподалеку от самой южной точки Америки. Заказал самый южный гамбургер с дополнительной порцией томатов. Он снова мог испытывать чувство голода, поэтому мгновенно проглотил гамбургер и заказал второй, когда официантка принесла ему пиво.
— Ты что, с голодного острова, милый? — спросила она, ставя перед ним бокал «Будвайзера».
— Да, — ответил он, — был там довольно долго.
Он взял оставленную кем-то на соседнем стуле утреннюю газету и попытался вникнуть во все эти землетрясения, эпидемии и другие катаклизмы, о которых там говорилось. Где-то лучше, где-то хуже, но везде об одном и том же — как тяжело, когда что-то резко меняется.