Эльф задумчиво погладил ладонью лежащий на скатерти пакет – явно искал следы магических воздействий. Тангорн затаил дыхание: дракон подошел к приманке и принялся осторожно ее обнюхивать. Вообще-то опасаться ему нечего – в плане физическом тут все абсолютно чисто, никаких подвохов.
– Надеюсь, – усмехнулся барон, – вы способны убедиться в отсутствии ядов или наведенной магии, не вскрывая обертки?
– Да уж как-нибудь… Однако пакет, – Эландар взвесил его на ладони, – тянет почти на полфунта, и внутри ясно ощущается металл… много металла. Что в нем есть еще, кроме самого послания?
– Послание завернуто в несколько слоев толстой серебряной фольги, чтобы его нельзя было прочесть снаружи при помощи магии. – Эльф едва заметно кивнул. – Внешняя обертка – мешковина, а в узлы обвязки, там, где расположены сургучные печати, вплетены металлические кольца. Тайно вскрыть такой пакет невозможно: нельзя ни отпарить сургуч от поверхности – он слишком глубоко проникает между нитями мешковины, ни аккуратненько срезать печать с торца тонким раскаленным лезвием – мешает заключенное внутри нее кольцо. Так опечатывают правительственную почту в Кханде – более надежного способа я не знаю… Кстати, тут есть и еще одна страховка: узлы обвязки, которыми закреплены кольца, наверняка не знакомы никому из эльфов. Вот, поглядите.
С этими словами Тангорн быстро завязал кусок шпагата вокруг рукоятки фруктового ножика и передал нож Эландару. Тот некоторое время пробовал разобраться в веревочных хитросплетениях, но затем с явным неудовольствием оставил эти попытки:
– Что-то из здешних морских узлов?
– Отнюдь. Просто эльфы – в силу своей косности – всегда вяжут тетиву к луку одним-единственным способом, а на самом-то деле таких узлов известно минимум три. Это – один из них…
Эландар раздраженно сунул пакет за пазуху и вновь принялся разглядывать узелок. Как же – высшая раса, а на такой ерунде спотыкаемся… Обидно, понимаешь! Тангорн замер, боясь поверить своим глазам. Дракон проглотил приманку… сожрал-таки, скотина… заглотнул, схарчил, схрумкал, схавал! И тут эльф, будто бы почуяв эту радостную мельтешню его мыслей и чувств, поднял глаза и глянул на барона в упор, и тот с ужасом ощутил, как неодолимая сила затягивает его в бездонные щели Эландаровых зрачков, а холодные пальцы с привычной брезгливостью ворошат содержимое его души… Нельзя, нельзя глядеть в глаза дракону – это же известно даже малому ребенку! И он рванулся прочь со всей силою отчаяния, как рвется попавшая в капкан лиса, оставляя в стальных челюстях клочья шкуры, кровавое мясо с осколками костей и измочаленные обрывки сухожилий. «Я ничего не знаю – я посредник, только посредник, и ничего больше!!» Боль была страшной, вполне физической, а потом все разом кончилось – он сумел освободиться… Или эльф выпустил его сам? И тогда до него донесся голос Эландара – наплывами, будто из сна:
– То, что ты нас ненавидишь, – ерунда: политика иной раз укладывает в одну постель еще и не таких партнеров. Но ты что-то скрываешь насчет этого пакета, что-то важное и опасное, – и вот это уже по-настоящему скверно. А ну как там внутри просто-напросто какой-нибудь здешний государственный секрет вроде рецептуры умбарского огня или адмиралтейских карт?.. А на выходе меня берут под белы руки дээсдэшники, и я отправляюсь на галеры – лет на тридцать, а то и прямиком на виселицу в Ар-Хоране: время-то, почитай, военное, к шуткам не располагающее. Славно было бы подвести меня под статью о шпионаже, а?
– Это неправда… – вяло возразил он, не в силах разомкнуть веки; язык не слушался, хотелось не то проблеваться, не то просто сдохнуть… Интересно, а что чувствует женщина после изнасилования?..
– Неправда… – хмыкнул эльф. – Может, оно и так. Но только сдается мне, что от этого вашего подарочка все равно разит какой-то тухлятиной!
А дракон и не думал глотать приманку; он лишь лениво попробовал ее на зуб и, урча, уволок в свою пещеру – на всякий случай. Там и суждено ей было сгинуть – среди обрывков кольчуг тех рыцарей, что дерзнули бросить вызов чудовищу, княжеских венцов, золотых дароносиц из разрушенных им городов и скелетов замученных девушек… Все кончено, понял Тангорн; он проиграл этот бой, самый важный бой в жизни. Эру свидетель – он сделал все, что в человеческих силах, но в последний миг Удача отвернулась от него… от него и от Халаддина. Означает ли это, что он ошибся изначально и их миссия вообще неугодна Высшим Силам?
Тем временем в кабинет вернулся Альгали – пора закругляться. Эландар, вновь обратившийся в изысканного благообразного джентльмена, развлек своих сотрапезников свежим анекдотом, посетовал на дела, вынуждающие его оставить сие очаровательное общество («Нет-нет, у барон, провожать меня не надо, ни в коем случае; поскучайте-ка лучше вдвоем с милейшим Альгали еще минут десять»), на прощание наполнил бокалы из плоской серебряной фляжки («За нашу удачу, барон! Это настоящее эльфийское вино – не чета той дешевке, которой торгуют в «Эльфините», верьте слову») и, залпом выцедив густую темно-рубиновую жидкость, вернул на лицо полумаску и направился к выходу.
Пару минут Тангорн и Альгали сидели в молчании друг против друга, а их нетронутые бокалы стояли посреди стола как пограничные столбы. «Дражайший Эландар страхуется – как бы я его не повел, выскользнув на улицу сразу вслед за ним, – лениво размышлял барон. – Интересно, а знает ли господин младший секретарь, что при желании я мог бы немедленно выбраться из этой «Макрели» через окошко в туалете? Вообще-то может знать, хотя навряд ли… Главное – мне это уже ни к чему.
До чего ж подлую шутку я сыграл с тобою, парень, – внезапно подумал он, встретив по-детски открытый взгляд «носителя информации не своего уровня». – Может, оттого и отвернулись от меня Высшие Силы? Отвернулись – и оказалось теперь, что во всем этом неотмываемом дерьме – и с тобою, и с тем парнем на Фонарной, 4, – я купался совершенно зазря. Я подшутил над тобой, а они – надо мною; все верно – боги всегда смеются последними…»
– Знаешь, я еще некоторое время посижу, а ты – если дорожишь жизнью – линяй-ка отсюда со скоростью ветра: твои кореша-эльфы приговорили тебя к смерти. Рекомендую воспользоваться сортирным окошком – человек твоей комплекции пролезет в него без проблем.
– Даже если бы я вам и поверил, – презрительно отвечал юноша, – я все равно не принял бы избавление от смерти из ваших рук.
– Да? А почему?
– Потому что вы – Враг. Вы сражаетесь на стороне Сил тьмы, так что каждое ваше слово ложь, а каждый поступок – зло по определению.
– Ошибаешься, парень, – устало вздохнул Тангорн. – Я не на стороне темных и не на стороне светлых; я, если уж на то пошло, на стороне разноцветных.
– Такой стороны не существует, барон, – отрезал Альгали, и глаза его полыхнули огнем. – Грядет Битва битв, Дагор-Дагорад, и каждому – слышите, каждому! – придется сделать выбор между Светом и Тьмой. И кто не с нами, тот против нас…
– Врешь. Такая сторона существует… да еще как существует! – Тангорн больше не улыбался. – Если я за что и сражаюсь – так это за то, чтоб милый вашему сердцу Дагор-Дагорад не настал вовсе. Я сражаюсь за право разноцветных оставаться разноцветными, не вляпываясь в эту вашу «всеобщую мобилизацию». А насчет Света и Тьмы… Силы света, как я понимаю, олицетворяет твой хозяин?