Два тысячелетия человечество занято осмыслением Евангелия, и процесс этот, по-видимому, бесконечен. Существует несметное множество исследований священных текстов, выполненных не только теологами, но и историками, лингвистами, писателями, художниками… А вот палеонтолога в этом ряду, похоже, еще не было!
Впрочем, известный фантаст и ученый Кирилл Еськов, автор серьезных работ по палеонтологии [1] , в данном случае выступает в совершенно неожиданной роли. С одной стороны – это дотошный криминалист и (или) юрист, скрупулезно и добросовестно анализирующий имеющиеся свидетельства и доказательства, с другой – великолепный мастер детективного жанра.
Не ставя под сомнение правдивость Евангелистов, но учитывая все известные расхождения и «нестыковки», автор, вслед за другими исследователями, в первой части книги пытается выстроить рациональное объяснение евангельских чудес. А во второй приводит «документ», в котором все факты становятся на свои места, события стыкуются, головоломка складывается.
Все мы читаем детективы, смотрим фильмы о влиянии всесильных секретных служб на судьбы мира. А какие у нас основания считать, что в древние времена было иначе? Ничто не ново…
Автор, принадлежащий «к поколению, на формирование воззрений которого булгаковский Иешуа повлиял неизмеримо больше, чем его официальный прототип», использует вполне современную терминологию: спецслужбы, бандформирования, спецназ, контрразведка… Строгая логика ученого в сочетании с блестящим языком, острым, парадоксальным построением сюжета и полной идеологической свободой дает неповторимое сочетание: книга читается «взахлеб», с трепетным ощущением причастности к раскрытию величайшей тайны.
При этом ее никак нельзя назвать сугубо атеистической или тем более богохульной: центральные персонажи, плетущие сложнейшие широкомасштабные интриги, для которых Христос – всего лишь «проходная пешка» в замысловатой политической игре, в конце концов поняли, что Он все знал наперед. И они – уверовали!
Остроумная и увлекательная точка зрения Кирилла Еськова позволяет читателю увидеть вечные картины в совершенно неожиданном освещении.
Роман отмечен премией «Зиланткон» (2001), был номинирован на премии «Странник» (1997) и «Национальный бестселлер» (2002).
Если «Евангелие от Афрания» – взгляд в прошлое, то эссе «Наш ответ Фукуяме» – не менее оригинальный взгляд в будущее, разумеется, также с особой, сугубо авторской точки зрения.
Эссе удостоено премий «Бронзовая Улитка» (2002) и «Странник» (2002), номинировалось на премию Международного конвента писателей-фантастов «Интерпресскон» (2002) и «АБС-премию» (2002).
Переводы обоих произведений были изданы в ряде европейских стран.
– Помилуйте, что вы делаете, Афраний, ведь печати-то, наверное, храмовые!
– Прокуратору не стоит беспокоить себя этим вопросом, – ответил Афраний, закрывая пакет.
– Неужели все печати есть у вас? – рассмеявшись, спросил Пилат.
– Иначе быть не может, прокуратор, – безо всякого смеха, очень сурово ответил Афраний.
М. Булгаков
Борхес как-то заметил, что «люди поколение за поколением пересказывают всего лишь две истории: о сбившемся с пути корабле, кружащем по Средиземноморью в поисках долгожданного острова, и о Боге, распятом на Голгофе». Насчет последнего он, пожалуй, не совсем прав. Художественное и философское переосмысление событий, сопутствовавших казни Иисуса Христа, стало устойчивой литературной традицией лишь в прошлом веке, когда Церковь в значительной мере утратила функции идеологического надзора. Обычно эта тема присутствует в повествовании в виде побочных сюжетных линий или «романов в романе» (как у Булгакова или Айтматова), реже – в виде самостоятельных произведений (как у Франса или Леонида Андреева). Созданные в рамках этой традиции тексты весьма различны – и по своему художественному уровню (от бессмертного «Мастера» до ернического фантастического рассказика Варшавского «Петля гистерезиса»), и по степени следования Священному Писанию и историческим реалиям (от весьма пунктуального у Домбровского [2] до нарочито-небрежного у Стругацких). В этом последнем аспекте стоит сравнить и два известных киношедевра – «Евангелие от Матфея» и «Последнее искушение Христа». Надо ли говорить, что версии разных авторов различаются радикальнейшим образом, а евангельские персонажи становятся «омонимами» – вспомним Пилатов Франса и Булгакова, Иуд Леонида Андреева и Домбровского, или Иисусов Пазолини и Скорцезе.
Тем не менее, в рамках этой традиции действует и одно общее фундаментальное ограничение: прямое вмешательство в ход событий сверхъестественных сил не должно выходить за рамки «странной тучи, пришедшей на Ершалаим». Именно поэтому такое ключевое для христианского мировоззрения событие, как телесное воскресение, всегда выводится за рамки повествования – несмотря на то, что многие из авторов, обращавшихся к этой теме, были людьми несомненно верующими. А поскольку я принадлежу к поколению, на формирование воззрений которого булгаковский Иешуа повлиял неизмеримо больше, чем его официальный прототип, проблема воскресения, вплоть до самого последнего времени, ни малейшего интереса у меня не вызывала.
Недавно, однако, мне попала в руки книга известного современного проповедника Мак-Дауэлла, [3] поставившего перед собой весьма неординарную задачу: доказать факт телесного воскресения Христа с сугубо рациональных позиций. Схема построений Мак-Дауэлла такова. Опираясь на Евангелие как на исторический документ и привлекая множество других (религиозно нейтральных) источников, он пунктуально перебрал все мыслимые возможности для материалистического объяснения необычайных событий, последовавших за казнью Иисуса Христа (прежде всего – исчезновения тела из опечатанной и охраняемой римскими солдатами гробницы). Эти гипотезы были классифицированы им следующим образом.